ISKUNSTvo

[Материалы для студентов-историков]

Московский Государственный Университет имени М. В. Ломоносова

Исторический факультет

Бородинское сражение по роману Л. Н. Толстого «Война и мир»

ОГЛАВЛЕНИЕ

ВВЕДЕНИЕ

Гроза двенадцатого года

Настала – кто тут нам помог?

Остервенение народа,

Барклай, зима иль русский бог.

А. С. Пушкин

Эпоха Отечественной войны 1812 г. не была обойдена ни историками, ни литераторами, ни публицистами. Она породила немало споров, дискуссий, стихов, поэм и даже такое гениальное произведение, как роман-эпопея Льва Николаевича Толстого «Война и мир». В современном мире снова большое внимание стало уделяться патриотическому воспитанию, воспитанию чувства гордости за свое отечество, и, конечно, важной составляющей является обращение к его славному прошлому. Одним из событий российской истории, заслуженно считаемым годной из героических страниц, является Отечественная война 1812 года.

…В ночь на 12 (24)[1] июня 1812 г. французская армия Наполеона вторглась в пределы России. Русские войска отошли, не приняв боя. Французская армия начала быстрое продвижение в глубь страны, стремясь отрезать русские армии друг от друга и разбить их поодиночке. По плану русского командования, прикрывавшая Петербург 1-я армия Барклая-де-Толли, оставив Вильно, направилась к Дрисскому лагерю. Но, убедившись в слабости укреплений и невыгодности избранной позиции, командование оставило Дриссу, армия напра­вилась через Полоцк к Витебску на соединение со 2-й армией.

2-я армия Багратиона двигалась через Слуцк, Бобруйск, Мстиславль. Между 1-й и 2-й армиями был разрыв в 100 км. Только большой опыт и мастерство позволили Багратиону выйти из ловушки, устроенной одним из талантливых маршалов Наполеона — Даву, 2-я армия, переправившись в районе Нового Быхова через Днепр, пройдя Мстиславль, направилась к Смоленску.

В это время армия Барклая-де-Толли с боями подошла к Витебску. Но, рассчитав силы, Барклай-де-Толли решил не давать сражения и покинул Витебск, продолжая движение к Смоленску. В преследовании русских силы французской армии начали таять. Ослабевала дисциплина, участились случаи дезертирства; повсюду приходилось оставлять гарнизоны; обозы не поспевали за движением войск. Тыл наполеоновской армии беспокоили партизаны.

22 июля (3 августа) 1812 г. армии Барклая-де-Толли и Багратиона соединились у Смоленска. Это был крупный успех русской армии и неудача Наполеона, стремившегося к разгрому 1-й и 2-й армий поодиночке и пограничному генеральному сражению.

В момент соединения обе русские армии насчитывали около 120 тыс. человек. Наполеоновские войска все еще превосходили русских по численности (около 200 тыс.). Часть генералов во главе с Багратионом предлагала перейти в наступление на Рудню как центр расположения неприятельских сил. Но осторожный Барклай-де-Толли не соглашался с этим мнением. Приняв решение о продолжении отступления в глубь страны, он, тем не менее, не отказался от битвы за Смоленск. Наполеон напал первым на русские авангарды. Отбив ожесточенные атаки штурмовавших колонн противника, русские войска в ночь на 6 (18) августа покинули горящий город и продолжали отступление.

Война приняла затяжной характер. Барклай-де-Толли, человек большого военно-административного опыта, не сомневался в разумности своего плана, однако после сражения за Смоленск чувствовал отчужденность не только генералитета, но и общества. Падал его авторитет и у Александра I. Национально-освободительный характер войны требовал назначения главнокомандующим человека, который пользовался бы всеобщим доверием и авторитетом нации. Армия и народ называли одно имя — М. И. Кутузова. 8 (20) августа 1812 г. был подписан приказ о назначении М. И. Кутузова главнокомандующим. Кутузов принял командование в исключительно тяжелых условиях: большая территория была захвачена неприятелем; противник еще превосходил силы русских; между руководителями двух русских армий не было единства действий. В задачу Кутузова входило не только остановить дальнейшее продвижение французской армии, но и изгнать ее из России.

17 (29) августа 1812 г. Кутузов прибыл в ставку русской ар­мии, которая располагалась в местечке Царево-Займище. Здесь Барклаем-де-Толли была избрана  позиция для генерального сражения. Однако Кутузов, не имея точных данных о количественном составе армии, возможных резервах, численности ополчения, отдал приказ о дальнейшем отступлении.

24 -26 августа произошло Бородинское сражение в Отечественной войне 1812 г., которое и является основным объектом нашего исследования, предметом изучения стало отражение этого главного события в романе-эпопее Л. Н. Толстого «Война и мир». Безусловно, по данному вопросу создано немало различной литературы, как исторической, так и художественной, но и посей день, остаются моменты до конца не проясненные. Исходя из темы доклада, нашим основным источником является роман Л. Н. Толстого «Война и мир», а дополнительными – ряд других, в основном, делопроизводственных документов и источников личного происхождения.

Цель нашего исследования: рассмотреть насколько достоверно описание Бородинского боя в романе-эпопее Л. Н. Толстого «Война и мир», а также насколько оно согласуется с историческими источниками и исследовательской литературой. Для этого нам необходимо решить ряд задач:

1.      изучить описание Бородинского сражения в романе «Война и мир»;

2.      проанализировать другие источники, а именно, делопроизводственные документы, и источники личного происхождения (мемуары, дневники, письма);

3.      попытаться сопоставить два или более описания Бородинского сражения, представленных в различных источниках и научных работах;

4.      попытаться разрешить ряд спорных вопросов, таких как

·        численность русских и французских войск до и после сражения,

·        роль и значение Шевардинского редута,

·        количество атак на Семеновские флеши,

·        причины победы или поражения той или другой армии,

·        и, наверное, главная проблема, кто победил в Бородинской битве.

Тема народной войны достаточно развита в историографии, потому не будем подробно на ней останавливаться. Безусловно, данная работа не претендует на разрешение всех спорных вопросов, мы попытались рассмотреть уже накопленный исторической наукой материал, извлечь новые сведения и, возможно, попытаться сделать некие «свежие» выводы относительно исторической достоверности романа Л. Н. Толстого «Война и мир, возможности использовать его в качестве исторического источника, в этом элементы новизны.

Методы исследования исторический, логический, аналитический, сравнительно-исторический, статистический.

Хронологические рамки исследования охватывают август (сентябрь) 1812 г., когда происходило Бородинское сражение, территориальные границы изучения – территория Московской области, на которой происходило Бородинское сражение.

В нашей работе мы будем использовать военные термины, но т.к. они являются общепринятыми, известными не только специалистам и не вызывают споров, мы считаем возможным не объяснять их, чтобы не перегружать работу. Все цитаты из книг приведены с учетом современной орфографии и пунктуации.

Характеристика источников

«Война и мир»[2]

Биография Л. Н. Толстого. Ввиду того, что любое художественное произведение несет отпечаток личности автора, мы рассмотрим жизненный путь графа Толстого[3]. Л.Н. Толстой родился 28 августа (9 сентября) 1828 г. в Ясной Поляне Крапивенского уезда Тульской губернии. Его отец Николай Ильич Толстой принадлежал к старинному, но в XIX в. уже давно небогатому дворянскому роду; мать Ария Николаевна (старше своего мужа на пять лет) — урожденная княжна Волконская. Ясная Поляна — имение Волконских. История родителей отчасти отразилась позднее в романе «Война и мир»: судьба Николая Ростова и Марьи Болконской. Мать умерла, когда ее четвертому, младшему сыну Льву не исполнилось и двух лет; спустя семь лет в Туле скоропостижно скончался отец. Воспитателями детей стали родственники: сначала тетушка Т.А. Ергольская, потом сестры отца — Александра Ильинична и Пелагея Ильинична. Так дети Толстые оказались в Москве, затем в Казани. Хотя Лев Николаевич не помнил матери, до конца жизни он сохранил нежное отношение к ней.

В 1844 г. Толстой поступил на Восточное отделение философского факультета Казанского университета по специальности арабско-турецкая словесность, а в следующем году перевелся на юридический факультет. В 1847 г. университет был оставлен и принято решение поселиться в Ясной Поляне, чтобы заняться самообразованием, нравственным самовоспитанием, а также судьбой вверенных как дворянину крестьян. Часть, касающаяся образования, осуществилась в итоге в очень значительных размерах. Помимо владения несколькими языками (потом в течение жизни их число росло) Толстой, начиная с юных лет, оказался начитан в разных областях знания, в частности в литературе. Но главное для него как писателя по призванию заключалось в другом: пристальном интересе к окружающему, особенно — к внутренней жизни людей и своей собственной. 17 марта 1847 г. в Казани Толстой начинает вести личный дневник, который продолжается с перерывами до ноября 1911 г. Дневник стал школой писательского мастерства, местом для философских и нравственных размышлений, анализа душевной жизни

Собственно литературный труд начат в 1850 г. Два года спустя в журнале «Современник» опубликовано «Детство».

В 1851 г. Толстой уехал на Кавказ вслед за братом Николаем Николаевичем, офицером русской армии. Там продолжалась война, длившаяся с 1817 г. и закончившаяся лишь в 1864 г. Молодой писатель провел на Северном Кавказе три года в качестве волонтера и младшего офицера, участвуя в набегах, стычках с горцами; жил в казачьей станице, любуясь красотой природы, особым укладом, жизни. Его кавказские впечатления воплотились в нескольких военных рассказах («Набег», «Рубка леса»), повестях «Метель», «Казаки», рассказе «Кавказский пленник» и конце жизни — в повести «Хаджи-Мурат».

В 1854 г. Толстой перевелся в Дунайскую армию, а потом участвовал в знаменитой обороне Севастополя. Отставку, по своей просьбе, получил в ноябре 1856 г. с чином поручика. Тогда же в Петербурге и Москве вошел в литературную среду как признанный всеми писатель.

В 1857 и 1860—1861 гг. Толстой совершил заграничные путешествия. В Лондоне познакомился с А.И. Герценом, в Брюсселе философом Пьером Прудоном. Запад поразил его не только внешней свободой, но и жестокостью наказаний по приговорам судов (смертная казнь в Париже), безразличием сытых буржуа к искусству (рассказ «Люцерн», 1857). Главная цель второго путешествия — знакомство с постановкой в Европе дела народного образования: в 1859 г. Толстой открыл в Ясной Поляне, а затем в нескольких окрестных селах школы, пригласив для этого учителей (одного привез из Германии); издавал педагогический журнал «Ясная Поляна». Постановка школьного дела в Европе не удовлетворила писателя.

23 сентября 1862 г. Толстой женился на Софье Андреевне Берс, 18-летней дочери врача Кремлевского дворцового ведомства. С матерью невесты, до замужества Л.А. Иславиной, он был знаком с детских лет. Счастливая семейная жизнь, занятия, помимо хлопот о детях и по хозяйству, напряженным литературным трудом (жена помогала, многократно копируя исправленные рукописи), продолжалась не более 18 лет и пришла к разладу —не семейному, но во взглядах. Как заметил старший сын Толстых Сергей Львович, Софья Андреевна, полуаристократка, очень гордилась тем, что стала по мужу графиней; кроме того, как мать отстаивала материальные интересы увеличивающейся семьи. У Толстых было тринадцать детей, четверо умерли во младенчестве, а Ванечка — семи лет; до взрослых лет дожили пять сыновей — Сергей, Илья, Лев, Андрей, Михаил; три дочери — Татьяна, Мария и Александра.

На рубеже 1870—1880-х годов Толстой, пережив мучительный духовный кризис, решил круто изменить жизнь семьи: отказаться от «барства», сократить все потребности, жить своим трудом, отдать землю крестьянам и т.п. Между тем старшему сыну надо было учиться в университете, дочери — выезжать в свет, чтобы выйти замуж, младшим — учиться в гимназии. По новым убеждениям отца, ничего этого вообще не следовало делать, но мать считала иначе. В Москве на тогдашней окраине, в Долгохамовническом переулке (ныне ул. Льва Толстого), был куплен дом; на зиму семья перебиралась в город. Толстой стремился как можно дольше оставаться в Ясной Поляне и ранней весной уезжать туда. Городская жизнь стала предметом острых разногласий в семье. С другой стороны, она дала писателю много материала и для художественного творчества, в особенности для публицистики. Мучительный вопрос ко всем «Так что же нам делать?» возник здесь, в городе.

О сущности «переворота» в своем мировоззрении Толстой рассказал в «Исповеди» (1879—1881). Суть его заключалась в том, что в поисках истинного смысла жизни, не уничтожаемого смертью, родилась новая вера, основанная на учении Христа, но в отличие от бессознательной детской и наивной простонародной очищенная от суеверий и «лжи». Увлеченный интерес писателя к религиозной литературе, церковному учению, монахам, странникам вскоре сменился резкой критикой им церкви, государства, всего несправедливого порядка вещей, в особенности жизни господствующих верхов. В 1906 г., отвечая своей невестке, жене Михаила Львовича, на ее слова «ужасе и удивлении перед зверством людей» (революционные события 1905 г. и подавление московского восстания), Толстой написал «Удивление и ужас перед зверством людей я испытал 25 лет тому назад, когда во мне произошел тот душевный переворот, который открыл мне смысл и назначение нашей истинной жизни и всю преступность, жестокость, мерзость той жизни, которую мы ведем, люди богатых классов, строя наше глупое матерьяльное внешнее благополучие на страданиях, забитости, унижении наших братий»[4].

Толстой говорил, что задатки этого «переворота» у него были всегда, и это истинная правда. Но все же теперь произошло то, что можно назвать переломом. Семья жила не столько на доход от имения, сколько на средства от продажи книг. В 1883 г. Толстой выдал жене доверенность на издание сочинений, написанных до 1880 гг., а сам вскоре публично объявил, что новые его вещи перепечатываться всеми, кто пожелает, безвозмездно. В 1910 г. был совершен поступок исключительный, небывалый в истории писательского дела: в завещании заявлен отказ от собственности, т.е. вознаграждения, на все свои сочинения. Обострение семейного разлада и в этой связи стало одной из причин трагического отъезда писателя из Ясной Поляны.

Резко критический пафос художественных и особенно публицистических произведений Толстого приводил к постоянным цензурным затруднениям, запрету печатания и постановки пьес (например, драмы «Власть тьмы»), вынужденным заграничным публикациям. У властей возникали даже планы заточить Толстого в Соловецкий монастырь, выслать за границу, но и Александр III, и Николай II не решились на это, чтобы не прибавлять к славе писателя «лавров мученика». Также они опасались общественного мнения в России и реакции на это Европы, где Толстой был широко известен. Однако последователи его учения, «толстовцы», преследовались постоянно, и это доставляло горькие страдания учителю.

В 1901 г. Святейший Синод опубликовал свое «Определение» провозгласившее «отпадение» графа Льва Толстого от церкви «Церковь не считает его своим членом и не может считать, доколе он не раскается». Также публично отвечая на это постановление Синода и полученные по этому случаю письма (сочувственные и увещательные), Толстой с полной убежденностью написал о своей христианской вере и несогласии с церковью: «Я начал с того, что полюбил свою православную веру более своего спокойствия, потом полюбил христианство более своей церкви, теперь же люблю истину более всего на свете. И до сих пор истина совпадает для меня с христианством, как я его понимаю»[5]. До конца жизни он считал, что без веры, религии жить нельзя, а веру понимал как христианскую любовь.

Л.Н. Толстой скончался от воспаления легких 7 (20) ноября 1910 г. на станции Астапово Рязано-Уральской железной дороги спустя десять дней после ухода из Ясной Поляны. В своем последнем странствии посетил Оптину пустынь, Шамординский монастырь, где жила его сестра Мария Николаевна. Он готов был, вероятно, остаться и в монастыре, если бы там не приходилось исполнять религиозные обряды; раскаиваться же в своем «лжеучении», как окрестил его взгляды Синод, не собирался. В прощальном письме, оставленном жене, об этом сказано: «Большинство уходит в монастыри, и я ушел бы в монастырь, если бы верил тому, чему верят в монастырях. Не веря же так, я ухожу просто в уединение. Мне необходимо быть одному»[6].

Ехал Толстой в неизвестном направлении; обсуждались Кавказ, Болгария... Хотя доехать куда-нибудь незамеченным, неузнанным, конечно, было нельзя. На третий день газеты уже напечатали известие об уходе, и Толстой с огорчением читал их. Для 82-летнего старца путешествие в холодную пору осени по российским железным и всяким иным дорогам неминуемо таило смертельную опасность.

Похоронен Толстой в Ясной Поляне, на краю оврага, где, по услышанной еще в детстве легенде, зарыта зеленая палочка с тайной, которая сделает людей счастливыми.

История создания романа-эпопеи «Война и мир» и краткая характеристика романа[7]. Над «Войной и миром» Толстой работал с 1863 по 1869 гг. Первоначально он думал написать роман о декабристах, которым в 1856 г. было разрешено вернуться из ссылки. К этому времени приурочивалось и повествование. Вскоре Толстой должен был передвинуть начало повествования к 1825 г. для того, чтобы показать политическую деятельность своего героя, определившую весь его дальнейший жизненный путь. Однако и такое начало было признано неподходящим: оставался неосвещенным период формирования характера и мировоззрения героя. Так перед Толстым возникла задача изображения эпохи Отечественной войны против Наполеона — войны 1812 года.

В связи с этим изменялся и самый замысел произведения. Интерес писателя к эпохе, к действиям народных масс становился главенствующим. Основное творческое задание, которое определилось в ходе работы Толстого над «Войной и миром» — раскрытие сущности русского национального характера.

Повествование в «Войне и мире» начинается с 1805 г. «1805 год»—. под таким заглавием появились первые двадцать восемь глав произведения Толстого в январской книжке журнала «Русский вестник» за 1865 г. Толстой заявляет, что он начал свой роман не с 1812, а с 1805 г. из-за чувства застенчивости: «... совестно было писать о нашем торжестве в борьбе с Бонапартовской Францией, не описав наших неудач...»[8] Но дело, конечно, не только в этом. Идея произведения требовала перенести начало повествования к событиям 1805 года, на что далее и указывает сам Толстой: «Ежели причина нашего торжества была не случайна, но лежала в сущности характера русского народа и войска, то характер этот должен был выразиться еще ярче в эпоху неудач и поражений»[9].

Замысел исторического произведения, посвященного эпохе Отечественной войны против Наполеона, совершенно закономерно возник в творческом сознании Толстого.

Особое значение в литературе и критике этого времени приобретает проблема изображения сознательного борца за интересы народа, проблема изображения народных масс.

В марте 1861 г. Толстой в письме к Герцену сообщает о зарождении у него замысла романа о декабристах.

Глубоко постигнув психологию народа уже в самом начале творческого пути Толстой, в обстановке общественного подъема 1860-х гг., полностью отдавал себе отчет в том, что народ мечтает о лучшей жизни, стремится к ней. И он сочувствовал этому стремлению, хотя был решительно против осуществления его революционным путем.

В поисках ответов на вопросы, поставленные временем, Толстой обращался к выяснению сущности русского национального характера, опираясь при этом на традиции Пушкина, Гоголя, Лермонтова. Широко известно, например, его признание, что зерном, из которого выросла «Война и мир», явилось стихотворение Лермонтова «Бородино».

Средством испытания для отдельных людей и для целых социальных групп в «Войне и мире» выступает прежде всего война. Тема войны здесь органически сливается с темой мира. Война — самая строгая проверка духовных свойств людей, того, насколько в них развито чувство националь­ного достоинства. Но это чувство складывается и развивается на протяжении всей жизни человека в условиях мирного времени.

Отсюда и жанровые особенности «Войны и мира». Это одновременно и национально-героическая эпопея, в которой создан величественный образ русского народа, показан его подвиг в защите родины и освобождении народов Европы от ига Наполеона, и реалистический роман, раскрывающий самые глубокие социально-исторические конфликты, присущие дореформенной России.

Создание «Войны и мира» — великий творческий подвиг Толстого. Трудности, стоящие перед ним, были тем более значительны, что он решал одновременно задачу изображения и судеб отдельных людей во всей их конкретности как носителей типических черт, и жизни народа за целую эпоху. Ему нужно было выработать такую структуру произведения, какой не знала до него мировая литература.

Толстой говорил, что в «Войне и мире» им руководила мысль народная. Она лежит в основе всего произведения, но в каждом из четырех томов проявляется различно. «Мне кажется, — писал Толстой в одном из набросков предисловия к «Войне и миру», — что ежели есть интерес в моем сочинении, то он не прерывается, а удовлетворяется на каждой части этого сочинения и что вследствие этой особенности оно и не может быть на­звано романом»[10]. Каждый из четырех томов «Войны и мира» обладает своей относительной определенностью и законченностью, но в то же время вполне уясняется лишь в неразрывной связи со всеми остальными, так как является частью целого.

Содержание первого тома концентрируется вокруг событий, связанных с войной 1805 года. Тема войны в «Войне и мире» возникает впервые в разговорах придворных особ. О нашествии Наполеона в то время еще никто не говорил. Но в самом имени его царь и верхи дворянства видели угрозу монархии, крепостническому строю. Вот причина, благодаря которой царское правительство вступило в войну с Наполеоном, отправив в заграничный поход свои войска. Всё дело кончилось полным крахом из-за предательства Австрии, союзницы России, и полной бездарности Александра I, который сам взялся управлять сражением, отстранив Кутузова. Сценой разгрома русских войск в Аустерлицком сражении заканчивается первый том.

Основной пафос первого тома — критический. Народная мысль, положенная в основу произведения, в первом томе его проявляется в позиции писателя и по отношению к правительственным и близким к ним сферам, которые он беспощадно осуждает, и по отношению к основной массе русской армии, с точки зрения которой ведется это осуждение.

В первом томе «Войны и мира» Толстой рисовал и образы истинных представителей нации. К ним относится прежде всего образ капитана Тушина, скромного русского офицера, не замечавшего своего геройского поведения, так оно было естественно для него. Характерно, что за свой подвиг капитан Тушин получил от начальства не награду, а выговор. Из всего штаба лишь один Андрей Болконский смог оценить героизм капитана Тушина и всей команды его батареи, отличившейся в Шенграбенском сражении. Сцена самого этого сражения, нарисованная в «Войне и мире», служит как бы иллюстрацией к мысли Толстого, что сущность национального характера с особой силой раскрывается в трудных обстоятельствах.

Главы, рисующие Аустерлицкое сражение, — композиционный узел первого тома.

Мысли о мире и покое, зародившиеся в душе Андрея Болконского в тот момент, когда он после ранения лежал на поле сражения, служат как бы связующей нитью между первым и вторым томом.

Второй том охватывает промежуток времени между войной 1805 и Отечественной войной 1812 года. Сцены мирной жизни в первом томе в значительнейшей части связаны с высшими столичными кругами. Во втором — высшие столичные круги отступают на задний план, а главенствующее место отводится Пьеру Безухову и Андрею Болконскому, семьям Ростовых и Болконских. Замечательный образ горячо любимой автором России, которой вскоре предстояло пройти через великие испытания, Толстой создает во втором томе своего романа.

Второй том «Войны и мира» — самый поэтический. Здесь даны великолепные картины русской природы — поездка Андрея Болконского в Отрадное, лунная ночь в Отрадном, возвращение его домой, охота Рос­товых, святочные гуляния.

Композиционный узел второго тома — роман Наташи Ростовой и Андрея Болконского. Центральные из тех сцен, в которых с наибольшей силой выступает поэтический образ России, так или иначе соотнесены с романом Наташи Ростовой и Андрея Болконского.

Если в первом томе преобладает пафос критический, то во втором — поэтический. При этом следует отметить, что в первом томе довольно - сильно звучат поэтические мотивы, а во втором — критические. Сделав эту оговорку, можно сказать, что в третьем и четвертом томах романа преобладает пафос героический.

Картина Бородинского сражения, нарисованная Толстым в третьем томе, — композиционный центр не только этого тома, но и всего произведения в целом. Во время Бородинского сражения были приведены в действие потенциальные силы русского народа, раскрыта самая глубокая сущность его — патриотизм.

Таким образом, каждый из четырех томов романа имеет свою особенность. Но совершенно ясно, что и первый, и второй том выражают лишь отдельные стороны идеи целого произведения: идеи величия русского народа. Трагический смысл Аустерлицкого сражения выступает со всей очевидностью только в свете хода и результатов сражения на Бородинском поле. С другой стороны, Бородино придает полную ясность основным мотивам и второго тома. Наконец, оно открывает перспективу для народной войны, рассчитанной на уничтожение врага — тема четвертого тома романа.

Мысль народная, положенная в основу всего произведения, в каждом отдельном томе его проявляется по-своему, своей особой стороной. От осуждения правящих классов с позиций народа к поэтизации его героического облика — таков ход повествования, определивший собою структуру произведения.

В «Войне и мире» насчитывается несколько сот действующих лиц. Наряду с вымышленными лицами действуют лица исторические. Прежде всего это — Кутузов, Наполеон и Александр I. Образы их создавались Толстым с такой установкой, чтобы они соответствовали и реальным жизненным фактам, и идейно-художественной концепции романа.

Необходимо сказать несколько слов о жанре романа-эпопеи. Этот жанр, изобретенный Толстым вобрал в себя два жанра :роман и эпопею, каждый их которых характеризуется своими особенностями.

Роман (от франц. roman – первоначально произведение на романских языках) – большая форма эпического жанра литературы Нового времени. Его наиболее общие черты: изображение человека в сложных формах жизненного процесса, охватывающего судьбы ряжа действующих лиц, многоголосие, отсюда – большой объем сравнительно с другими жанрами[11].

Эпопея (ср. греч. еpopoiia – собрание песен, сказаний) – наиболее крупная и монументальная форма эпической литературы. Современная эпопея приближается к роману. Это связано с тем, что в современной эпопеи, как и в романе, изображаются не непосредственно олицетворяющие в себе целые народы герои, а люди в собственном смысле слова; мир предстает не как результат взаимодействия героев и потусторонних мифологических сил и существ, а как реальное соотношение человека и природы. Для эпопеи характерна широкая, многогранная, даже всесторонняя картина мира, включающая и исторические события, и облик повседневности, и многоголосый человеческий хор, и глубокие раздумья над судьбами мира, и интимные переживания личности[12]. Последняя характеристика относится уже к жанру одним из первых представителем которого был Л. Н. Толстой со своим произведением «Война и мир».

А. Сабуров считал и вполне обоснованно, что эпопея – жанр обобщающий, в котором общенациональное господствует над историческим, «она требует большого прозренья своего создателя, но дает ему большую свободу»[13]. Он же подчеркивает, что историчность «Войны и мира» нельзя измерять критериями исторического романа. « « «войны и мира» с его эпической сущностью есть свои художественные нормы и критерии историзма, сказывающиеся и в общей композиции исторического плана, и в изображении исторического события, и в разработке исторического характера»[14].

Непосредственно нашему исследованию необходимы главы с XIX по XXXIX третьего тома второй части, в которых и описываются события 24-26 августа (5-7 сентября) 1812 г.

Кроме непосредственно романа, мы использовали статью Толстого, посвященную и критике «Войны и мира» и попытки «оправдания»[15]. Эта статья немного приподнимает занавес над тем, как писался роман, как Толстой подошел к написанию исторических страниц. Также мы пользовались сборником интервью, данных Толстым ближе к концу жизни, в них проявилась оценка писателя, пережившего духовный кризис, искания и обретение нового мировоззрения[16]. Эти источники помогали понять, насколько оправдано наше использование художественного произведения в историческом исследовании.

Может ли историк использовать «Войну и мир»

Что может служить против этого? Во-первых, то, что это художественное произведение, это субъективная оценка действительности, к тому же Лев Толстой не был современником событий.

В последнее время пересматривается место и значение некоторых видов исторических источников. Л. Н. Пушкарев выделял литературные памятники как самостоятельный вид исторического источника. Авторский коллектив под руководством И. Д. Ковальченко[17] также считал их самостоятельным видом, хотя рассматривал только древнерусскую литературу. Литературные памятники - это произведения литературы, которые отображали современную им действительность в художественной, словесно-образной форме. Социальная функция литературы заключается в привитии общественно значимых ценностей, идеалов и образов поведения. Литературный памятник представляет определенную социокультурную систему. Реальность отображается в нем через призму ее ценностей и идеалов. В настоящее время сосуществует разнообразие подходов, и историки могут придерживаться разных методологических и источниковедческих взглядов. Наиболее радикальному переосмыслению сегодня подвергается источники личного происхождения. По-новому раскрывается взаимоотношение истории с литературой, претендующей сегодня на свое особое видение и осмысление прошлого. Литература хранит историческую память общества, отражает жизнь в те или иные годы. «Если даже писатель или художник обращается к прошлому, это является отражением текущего состояния общественного мнения и способом актуализации истории. В ней, видимо, таятся свойства, которые делают такое обращение особенно значительным, независимо от того, ставит ли автор своей целью реалистическое изображение прошлого или же оно служит полем для авторского воображения, безудержных выдумок и буйных фантазий. Не случайно, что многие великие произведения литературы и искусства, так или иначе, апеллировали к истории и стали теми «маяками», которые светят ярче, чем любые проекции в будущее»[18]. А. Г. Голиков и Т. А. Круглова предлагают рассматривать литературно-художественные произведения как документы личного происхождения[19].

Документы личного происхождения — собирательное наименование совокупности письменных исторических источников, созданных в частном порядке с целью самовыражения, самосознания, самоутверждения личности автора. В источниковедении принято различать три главные их разновидности: личные дневники, частную переписку, воспоминания.

Но нам бы хотелось отметить, что любой отчет даже самый сухой, пишет человек, т.е. субъективный фактор есть всегда. Особенно это касается мемуаров. Еще Витмер писал о том, что свидетельские показания противоречивы, что попадая в зону «только самые исключительные натуры способны видеть ясно, не терять самообладания»[20]. Надо сказать, что противоречия есть и во французских мемуарах[21], не сходятся даже число мостов т.п.[22]. Нелепости, несоответствия обнаруживаются даже в официальных донесениях[23].

Сам Толстой отмечал, что «разногласие мое в описании исторических событий с рассказами историков…не случайное, а неизбежное. Историк и художник, описывая историческую эпоху, имеют два совершенно различные предмета»[24].

«Разница между его (Толстого – прим. Е. К.) описаниями сражений и описаниями историческими такая же, как между ландшафтом и топографическим планом»[25].

Даже Норов, выступивший, в целом, с критикой романа, сделал такой вывод: «главы 33, 34 и 35 романа графа Толстого представляют, в общем объеме, верную картину бородинской битвы, но эта картина без действующих лиц…у него все делается невидимою силою, силою случая»[26].

Важно отметить, что «современный исследователь обязан видеть творческий процесс великого писателя во всей его реальности»[27].

Учитывая, все выше сказанное мы допустим, что художественное произведение, а тем более «Война и мир», автор которой так много беседовал с участниками, изучал документы, сможет проникнуть в истинный смысл Бородинского дня.

Источники Толстого

Безусловно, чтобы окончательно разобраться в поставленном вопросе, необходимо рассмотреть источники Толстого при написании романа. Толстой пишет о том, что ему рассказывали про Бородинское сражение «многие живые, умные участники этого дела»[28]. Но самым важным является заявление писателя о том, что «везде, где в моем романе говорят и действуют исторические лица, я не выдумывал, а пользовался материалами, из которых у меня во время моей работы образовалась библиотека книг»[29].

Ряд исследователей занимаются этой проблемой. Мы не будем здесь составлять полный список, он занял бы не одну страницу. Отметим, во-первых, ряд работ, которые позволяют ознакомиться с этой темой. Это работа К. В. Покровского, которую большинство исследователей рассматривают как недостаточно объективную в целом, несмотря на указания ряда источников и литературы, таких как Тьер, Рапп и другие. Он, как и ряд других ученых, перечисляет эпизоды романа, имеющие сходство с теми или иными источниками. Н. Н. Гусев считает, что Толстой допускает механические заимствования, что, безусловно, не совсем верно. П. П. Белов указывает наиболее полный список в работе Э. Е. Зайденштура «История написания и печатания «Войны и мира»[30]. Однако есть материалы, не отраженные в нем, например, «Очерки Бородинского сражения» Ф. Глинки, Д. П. Бутурлин «История нашествия императора Наполеона на Россию в 1812 г.» и ряд других. Белов пишет, и мы с ним согласны, что при написании романа, Толстой во многом опирался на личные впечатления от беседы с участниками, пытаясь прочувствовать «живую историю». Две статьи Гулина раскрывают пред нами ряд неизвестных источников «Войны и мира», он позволяют говорить о том, что даже художественное преображение описаний опирается на факты и документы, на впечатления участников сражения.

Подводя итог выше сказанному, отметим, что вполне оправданно исследовать «Войну и мир» с исторической точки зрения.

Другие источники

Кроме произведений, написанных Л. Н. Толстым, мы использовали иные источники. Во-первых, это документы М. И. Кутузова. Они делятся на делопроизводственные документы, такие как рапорт Александру I и ряд других, деловую переписку (письма Ростопчину и т.п.) и источник личного происхождения - личную переписку (письма жене). Все эти материала содержаться в сборнике документов в 5-ти томах, нас интересует первая часть 4-го тома[31]. Эта публикация, безусловно, большое достижение, т.к. многие документы впервые стали доступны широкой публике. Во-вторых, это документы личного происхождения - мемуары, записки, дневники, письма, изданные в уникальном для исследователя сборнике «Бородино»[32]. Этот сборник содержит практически все важные источники по Бородинскому сражению, к сожалению только русскоязычные. Кроме ряда документов Кутузова, часть их которых присутствует в обоих изданиях, а также других делопроизводственных документов, во втором сборнике содержаться отрывки, касающиеся Бородинской битвы: из «Изображений военных действий 1-й армии в 1812 г.» М. Б. Барклая-де-Толли, записок Н. Н. Раевского, записок А. П. Ермолова, автобиографических записок А. К. Муравьева, записок Д. П. Неверовского. Кроме этих в издании представлены выдержки из воспоминаний Д. Н. Болговского, из «Походных записок артиллериста с 1812 по 1816 год» И. Т. Родожицкого, которые, кстати, использовал Толстой, из бумаг и из дневника Э. Ф. Сен-При, из записок А. А. Щербинина, из воспоминаний М. С. Воронцова, который скромно написал: «сопротивление…кончилось, так сказать, с окончанием существования моей дивизии»[33] и ряд других. Эти документы личного происхождения дают нам возможность взглянуть на сражение глазами очевидцев, окунуться в атмосферу боя, а делопроизводственные документы позволяют ознакомиться с точными, относительно, конечно, фактами.

Мы, к сожалению, не знаем французского языка и не смогли ознакомиться с документами противника, использованы лишь переведенные мемуары, например, Коленкура.

Делая вывод о об общей репрезентативности наших источников, мы можем констатировать, что, несмотря на субъективизм большинства из них, они способны  представить более или менее верную картину происходящего 24-26 августа на Бородинском поле.

Обзор использованной литературы

Тема «Бородинское сражение в романе Л. Н. Толстого «Война и мир» требует изучения достаточно разнообразной литературы, т.к. данное исследование находится на пересечении двух наук: истории и филологии, хотя и философии трудно не касаться. По этой причине использованную литературу мы разделим на филолого-философскую и историческую, и первую, в свою очередь, на тех авторов, кто в целом критикует Толстого и на тех, кто, в общем, согласен с ним. Некоторые авторы писали и о Толстом, и о чисто исторической стороне вопроса, их произведения мы рассмотрим в каждое в своей группе.

Роман «Война и мир» вызвал широкий отклик сразу после его появления, и внимание к нему не ослабло до сих пор. Критике подверглись в первую очередь исторические и философские взгляды Толстого. В 1868 г. вышло две статьи: А. С. Норова[34], участника Отечественной войны 1812 г. и М. И. Богдановича[35], официального историка этой эпохи. В первой работе говорится о том, что автор романа «Война и мир» не показал героизма отдельных лиц, таких как Ермолов, Барклай-де-Толли и т.д., но отмечает общую правдивость изложения Бородинского сражения у Толстого. Вторая статья целиком критична: «Автор (Л. Н. Толстой – прим. Е. К.) гнет и ломает, как вздумается ему, исторические факты»[36]. Следом за этими работами вышла монография А. Витмера, посвященная третьему тому «Войны и мира»[37]. Автор методично опровергает ряд исторических фактов, представленных в романе, обвиняет Толстого в незнании основ военного дела, а также в том, что граф не подходит к историческому процессу «без всяких предвзятых идей». Однако Витмер отдает справедливость неотъемлемому литературному таланту. Свой подход к великому писателю исследователь объясняет характером 3-го тома, который «дает полное право относится к нему с той же строгостью, как и ко всякого рода историческому труду»[38]. Работа М. И. Драгомирова оценивает с двух сторон: описание сцен военных и войскового быта, выводы относительно теории военного дела[39]. Первое – «неподражаемы», зато выводы – «не выдерживают самой снисходительной критики»[40]. Надо сказать, что наше деление на оценивающих Толстого отрицательно и положительно во многом условно. Это мы видим даже из уже приведенных работ, те, кто критикуют, подмечают и достоинства и наоборот. По нашему мнению, статья Н. И. Кареева является одной из первых, которая выступила с критикой исторической философии романа, он достаточно много внимания обращает на «методологические» ошибки писателя – философа[41].

Большинство советских филологов и философы положительно высказываются об исторических страницах Толстого. Н. Арденс пытается оправдать Толстого перед теми, кто обвиняет его в фатализме, доказывая, что писатель был неудовлетворен фатализмом[42]. Он утверждает, что Толстой переживал мучительные искания при написании романа-эпопеи, что «Толстой стремился к точным формулировкам и к нахождению убедительных причин и связей в явлениях исторической жизни людей»[43].

Работа А. Сабурова дает прекрасное представление о том, что неодинаковы задачи, стоящие пред историком и художником, и мы должны применять различные «критерии историчности» научно-исторического очерка и художественного произведения[44]. В статье Сабурова прослеживается, хотя и негласная, полемика с Витмером по этому вопросу (см. выше). Сабуров проводит мысль о том, что Толстой во всем следует исторической правде.

В. Ф. Асмус в своей статье[45] рассматривает толстовское учение о свободе, роли человека в истории, приходит к выводу, что народ для Толстого «и причина всех причин в историческом процессе, и великая цель истории и субъект исторической свободы»[46].

П. П. Белов одним из первых поднимает вопрос об источниках «Войны и мира», не считая статью К. В. Покровского[47]. По его мнению, «проблема источников «Войны и мира – проблема традиций и новаторства в разработке Толстым исторической темы, в понимании эпохи Отечественной войны»[48]. Эта работа важна для нас, т.к. она позволяет понять, насколько надежными, основанными на источниках являются данные Толстого.

Статья Т. Д. Верещагина помогает в методологическом плане, т.к. позволяет оценить, насколько отличается отражение действительности в художественном произведении («Война и мир») и научно-историческом исследовании (работа Тарле «Нашествие Наполеон на Россию в 1812 г.»)[49].

Философская работа И. А. Потапова по-новому рассматривает философию Толстого[50]. Автор отметил светский характер фатализма.

Интересны две статьи Я. С. Лурье, посвященных исторической концепции Толстого, в основном понятию «дифференциал истории»[51]. В его работах прекрасно освещено развитие научной литературы по поводу романа «Война и мир, нам особо интересно было ознакомиться с мнениями зарубежных авторов, т.к. самостоятельно это было сделать нам весьма затруднительно. Лурье поднимает вопрос о связи Толстого с общим развитием науки в XIX в., доказывает, что его взгляды были достаточно независимыми. Важен и его вывод: «Историческая концепция Толстого логична и глубоко продумана писателем»[52].

М. Г. Кацахян в своей работе поднимает очень важные вопросы[53]. Например, о яркой обрисовке характеров реальных исторических лиц, о многосторонности изображения действительности в «Войне и мире». Он, как и ряд других советских исследователей, подчеркивает важность того, что Толстой показал народный характер войны.

Одной из ярких статей в защиту Толстого является работа Э. Г. Бабаева[54], в которой он называет «Войну и мир» «истинной энциклопедией народной войны»[55]. Автор также поднимает вопрос об источниках, говоря о воспоминаниях Давыдова и Милорадовича, а также о трудах Михайловского-Данилевского и других историков.

Прекрасный анализ того, насколько достоверен Толстой в исторических описаниях, дан в статье С. И. Кормилова[56]. На первый взгляд, эта работа содержит общую негативную оценку подлинности данных писателя, но в какой-то мере он близок к Михайловскому-Данилевскому, потому, что делит этот вопрос на два: «насколько достоверно у Толстого изображение человеческих характеров и насколько обязательно для писателя следовать историческим фактам в смысле буквы истории»[57]. Автор работы также отмечает: «Исторические события подаются Толстым с точки зрения их морального, собственно человеческого значения, а не узко военного и политического»[58].

Одним из современных исследователей, занимающихся творчеством Толстого, является А. В. Гулин[59]. Его статьи посвящены проблемам источников бессмертного романа. Его исследование позволяет убедиться в том, что историк может доверять батальным картинам Толстого.

Любопытной нам показалась переводная статья И. Берлина[60]. Его концепция о еже и лисице оригинальна, но нас в первую очередь интересовала не она, а мнение Берлина о Толстом. Автор этой работы, подводя итоги, пишет: «На всем, что пишет Толстой об истории лежит опечаток его собственной неповторимой личности и непосредственного жизненного опыта»[61].

Мы также пользовались несколькими книгами, обрисовывающими общее развитие литературы, чтобы ознакомиться с биографией Толстого и историей написания романа «Война и мир».

Надо признать, что, несмотря на обширную литературу, которую целиком мы не имели возможности охватить в силу объективных причин, наука не пришла «до настоящего времени к окончательному решению вопроса об исторической верности толстовского романа, об историзме его художественного метода»[62].

Исторические исследования трудно разделить на какие-нибудь группы. Конечно, можно было поделить по проблемному принципу: сходство мнения о Шевардине, о количестве атак на Семеновские флеши и т.д. Однако нам кажется, что это будет несколько натянутым, в данном случае, наверное, лучше всего будет показать некую эволюцию, если она была, т.е. изложить эти работы в хронологическом порядке.

А. И. Михайловский-Данилевский был одним из первых исследователей эпохи 1812 г.[63]. Будучи адъютантом М. И. Кутузова во время Бородинского сражения, он собирал материал, встречался с участниками сражения, просил их написать воспоминания. Многие мемуары, записки героев Бородинского дня были написаны и дошли до нас благодаря ему. Он является автором нескольких работ, из которых мы выбрали одну. В ней несколько глав, интересующих нас. Эта работа больше фактологического плана, хотя и в ней есть попытки анализа происходящего. Надо признать, что на данном этапе и сбор фактов – важный процесс. Так именно в этой работе сохранилась диспозиция Кутузова[64]. Показательно, что эта тема была крайне важной на государственном уровне, работу Михайловского-Данилевского правил сам Николай I[65].

М. И. Богданович, официальный историк Отечественной войны 1812 г., писал свой труд «по высочайшему повелению»[66]. Помимо богатства фактами эта работа отличается попыткой раскрыть причинно-следственные связи и т.д. Безусловно, это фундаментальный труд, в котором несколько глав, посвящено нашей теме.

Ряд работ вышел явно по случаю столетнего юбилея Бородинского сражения. Первой в этой чреде стало исследование С. Михеева[67]. Несмотря на то, что работа, на первый взгляд, общего характера, в ней центральное место занимает именно Бородинское сражение. Надо сказать, что, с одной стороны, во всех работах, посвященных Отечественной войне 1812 г., естественно, много внимания уделяется Бородинской битве, с другой стороны, не один труд, изучающий само сражение, не обходится без ознакомления читателя с предыдущими и последующими событиями. В целом в этой работе содержатся данные, сходные с другими трудами этого периода. Одной из интереснейших работ с точки зрения устоявшихся мнений является монография А. И. Геруа[68]. Даже в названии автор подчеркивает, что она написана по новым данным. Достаточно важными нам показались уточнения карты[69], а также приведенная диспозиция Наполеона[70]. Кроме подробного описания фактов эта работа достаточно аналитична, в ней приводятся ошибки русских, французов, дано объяснение: кто стал победителем в этой кровавой битве и по какой причине[71]. Статья А. Витмера – первая работа,  в которой автор пытается анализировать материал, а не просто описывать события[72]. Причины поражения Наполеона, что нужно было сделать для победы, что могут делать командующие армий для победы и т.п. все эти проблемы рассматривает Витмер, и главное, все его выводы убедительны, а точка зрения доказана. Для всей дореволюционной историографии недостаточное отражение роли Кутузова.

Следующий этап историографии связан с советским периодом. М. Н. Покровский[73] выступил с критикой всей царской внешней политики, в том числе и Отечественной войны 1812 г. Он написал: «продолжительное бегство ничтожной, сравнительно, русской армии перед тройными силами противника, бегство, так драматически описанное Толстым, что о нем не приходиться рассказывать еще раз русскому читателю»[74]. На наш взгляд, это достаточно высокая оценка толстовского творения. Он не отличался большим патриотизмом, когда писал: «этого великого и могущественного государя гонит к холодным русским равнинам грубая экономическая необходимость»[75]. Отрицательно он отзывался и о позиции в Бородинском сражении[76].

Однако в связи с пересмотром взглядов на всю царскую внешнюю политику стали появляться патриотические статьи, посвященные этой битве. Две статьи появились в период Второй мировой войны. Статья Б. Каца[77], посвященная действиям Кутузова в Бородинском сражении, раскрывает всю гениальность замысла полководца, показывает особенности стратегии и т.п. Вторая работа - Б. Соколова,[78] имеет сходную тему, однако появляется чувство, что он не читал своего предшественника. Он дает отличные от других цифры по орудиям, говоря о том, что 36 из указываемых всеми 640 орудий, были направлены по дороге на Рузу[79]. ?

Одним из видных историков, изучающих Отечественную войну 1812 г., был Л. Г. Бескровный[80]. В своем исследовании мы использовали три его работы, хронологически укладывающиеся в 20 лет. Самая ранняя из них посвящена всей войне. Но значительная ее часть – это описание Бородинского боя. Именно его мнение надолго стало классическим и вошло в учебники. Именно он ввел достаточно четкий план описания битв, который обязательно должен был включать помимо простого перечисления событий сражения силы сторон, боевой порядок и т.п. Статья, написанная к 150-летней годовщине, несмотря на меньший объем, содержит ряд новых идей, например, рассматривает три концепции русской позиции на Бородинском поле. Статья дает теоретическое осмысление битвы. Последняя книга – монография, целиком посвященная Бородинскому сражению. В этой работе отразилось все, проанализированное автором, за долгое время.

П. А. Жилин, современник Бескровного, в силу того, что был военным историком, больше внимания уделял стратегии, тактике, чисто военной стороне[81]. Мы использовали три его работы, и хотя ни одна из них не является специально посвященной Бородину, Жилин, безусловно, показывает в деталях как сам бой, так и все сомнения, размышления Кутузова. Надо сказать, что Жилин подчеркивает особую роль Кутузова как главнокомандующего, прекрасного стратега и тактика.

Академик Е. В. Тарле написал несколько работ об Отечественной войне 1812 г. мы выбрали одну из последних, которая была написана к 150-летию Бородинского сражения, т.к. в ней он изменил ряд концептуальных моментов, как нам кажется, в лучшую сторону[82]. Его «Бородино», результат долголетней работы, не похоже на другие исследования иных авторов, прежде всего по стилю изложения. Одним из его нововведений было введение схемы сражения.

Еще одной работой, написанной к годовщине, является статья корифеев отечественной историографии М. Нечкиной и П. Жилина[83]. Эта работа помогает вникнуть в основные вехи периода, понять место и значение Бородинского сражения для всей эпохи.

Подполковник А. Кочетков проанализировал сражения с военной точки зрения, окончательно доказав, на наш взгляд, что боевой порядок при Бородине не случайность, а точный расчет, направленный на нейтрализацию ряда опасных действий Наполеона[84].

Научно-популярный очерк Л. П. Богданова позволяет не посвященному в тонкости военного дела разобраться в устройстве армии в то время; видна также опора на источники[85].

Монография В. Н. Земцова интересна нам по нескольким причинам[86]. Во-первых, это одно из последних исследований по данной проблеме; во-вторых, эта единственная русскоязычная работа, которая подходит к сражению не со своей, национальной, стороны, а со стороны противника. Исследование написано в лучших традициях отечественной историографии, автор пытался быть объективным, быть может, первым дал описание французов без чувства явной неприязни, что называется sine ira et studio. Он уточняет для нас многие военные термины, приводит прекрасное развитие исторической науки. Для нас он был ценен и тем, что не только упоминает зарубежные источники и историографию, но и пользуется и тем и другим, цитирует, позволяя нам ознакомиться с недоступными для нас французскими материалами.

Кроме достаточно специальных работ мы использовали монографию Н. С. Киняпиной по внешней политике России, которая позволяет поставить Отечественную войну в контексте внешнеполитической ситуации первой половины XIX в[87].

Безусловно, иностранные исследователи много занимались проблемам Отечественной войны 1812 г., т.к. она сыграла большую роль в истории всей Европы. Французские исследователи, нам, к сожалению, недоступны. В данном случае интересны англичане, которые были, относительно нейтральной стороной. R. V. Sampson[88] в своей работе рассматривает проблемы, связанные, по большей части, с философским взглядами  и исторической канвой произведения. Он поднимает вопрос о влияние на Толстого философии А. И. Герцена, Стендаля и ряда других мыслителей. Для нас важно и его сосре5доточение на проблеме власти в романе-эпопеи, по которой Sampson и специализируется.

Ch. Duffy[89] занимался общим исследованием того, что случилось 24-26 августа 1812 года на Бородинском поле. Его работа с одной стороны близка по структуре нашим  исследованиям советского периода, но с другой стороны в ней прослеживается ряд необычных акцентов, также Duffy не дает четкого ответа на вопрос о том. Кто одержал победу в этом кровопролитном сражении.

Подводя общий итог историографическому обзору, мы можем заметить, что в литературе были подняты следующие вопросы:

·        философия истории Л. Н. Толстого;

·        достоверность исторических фактов, представленных в романе «Война и мир»;

·        источниковая база Л. Н. Толстого;

·        народная война в романе-эпопее;

·        этапы и важнейшие моменты Бородинского сражения.

Часть из них, такие как философии истории, народная война, источниковая база, этапы и важнейшие моменты, являются если не в полной мере, то в достаточном объеме решенными. Но в литературе остались не до конца разрешенными, дискуссионными вопросы как о том, насколько верно показано Бородино у Толстого, так и о том, что значит верно, а также каково оно – Бородино, которое разразилось 26 августа 1812 г.

Необходимо и комплексное изучение этих проблем, т.к. филологи, философы и историки далеко не всегда используют достижения друг друга.

БОРОДИНСКОЕ СРАЖЕНИЕ

Общий ход сражения по роману Толстого «Война и мир»

Свое повествование, касающееся непосредственно Бородинской битвы, Л. Н. Толстой начинает в XIX главе второй части третьего тома: «24-го было сражение при Шевардинском редуте, 25-го не было пущено ни одного выстрела ни стой, ни с другой стороны, 26-го произошло Бородинское сражение»[90] Далее в этой главе автор развенчивает теории историков. И предлагает свой план сражения (приводя читателям даже карту). Согласно этому плану первоначальное положение русских войск – «левый фланг в Шевардине, правый около селения Нового и центр в Бородине». Однако в связи с нападением французских войск на редут, левое крыло русского фронта сместилось к Семеновским высотам. Ввиду обширных дискуссий в историографии, вопрос о планах Кутузова, Наполеона мы рассмотрим в отдельной главе. Толстой подчеркивает то, что русские приняли бой на почти не укрепленной позиции, что, безусловно, усложняло оборону и подчеркивает героизм русских солдат.

Подготовку к сражению Толстой показывает глазами Пьера. Несмотря на то, что он - вымышленный персонаж, его впечатления основаны на документальной базе. Это неплохо показал в своей работе А. В. Гулин. Важность настроения войск перед битвой отражена в выносе иконы Смоленской Богоматери и молебне. Этот исторический факт упоминается многими мемуаристами, историками, особенно дореволюционными. Толстой достаточно достоверно отразил наличие в армии двух партий: Кутузова и Бенигсена. Показана автором романа-эпопеи и та несогласованность действий между главнокомандующим и начальником штаба, которую отмечают многие исследователи. Речь идет о 3-м корпусе Тучкова, который по замыслу Кутузова был поставлен в скрытое место для засады, но был выдвинут оттуда Бенигсеном, не сообщившим об этом Михаилу Илларионовичу. Это, как известно, достаточно значительно повлияло на обстановку на левом фланге.

После описания событий в русском лагере Толстой переходит к французскому. Эпизод с портретом Римского короля для историков не имеет большого значения, он вставлен скорее для утверждения философии истории автора произведения. В отличие от Кутузова, Наполеон весь день провел на коне. Толстой высказывает мысль о том, что атака на русский левый фланг должна быть ясной при той ситуации, которая сложилась на тот момент. Даву предложил обойти левый фланг, Наполеон отклонил это предложение. Диспозиция Наполеона, приведенная Толстым, совпадает с той, что предлагают историки. (Ввиду не знания французского языка исследователь не смог сам ознакомиться документами французской армии, в том числе с восемнадцатым бюллетенем[91]). Толстой пишет, что все четыре пункта не могли и не были выполнены. Однако Витмер доказывает, что диспозиция все-таки была выполнена.

Глава XXVIII посвящена причинам, по которым французский император не выиграл Бородинское сражение. Толстой здесь утверждает свою концепцию истории, по которой события происходят по предопределению, а не по воле отдельных личностей, даже таких как Наполеон, Кутузов, королей и командующих армиями.

«Игра началась» в половине шестого выстрелами артиллерии.

Глазами Пьера показаны события на Курганной батареи. Ярко и убедительно встают перед читателями ужасные картины войны. Относительная достоверность этого описания доказывается в статье Гулина[92].

«Главное действие Бородинского сражения произошло на пространстве тысячи сажен между Бородиным и флешами Багратиона…самым простым, бесхитростным образом»[93] . Толстой не придавал большого значения ни демонстрации Уварова, ни бою Понятовского с Тучковым.

Дивизии Дессе и Компана двинулись на флеши, которые защищались армией Багратиона, полки вице-короля – на Бородино. Наполеон практически все сражение находился на Шевардинском редуте. Толстой утверждал, что Наполеон не мог ничего видеть из-за дальности расстояния и дыма, застлавшего поле боя. Толстой показывает, что практически все донесения адъютантов Наполеону были ложными или устаревшими. Этим автор показывает, что распоряжения полководцев мало влияют на исход сражения.

«В половине дня» многие генералы[94] Наполеона присылали адъютантов с требованием подкреплений. Далее Толстой описывает знаменитый эпизод о том, что вместо дивизии Клапареда, Наполеон послал дивизию Фриана[95]. Толстой пишет о том, что это изменение не играло никакой роли. Историки указывают на ряд ошибок в этом эпизоде. (О спорных моментах мы поговорим в отдельной главе).

Толстой применил прекрасный художественный прием: о том, как стояли насмерть русские мы узнаем из мыслей французского императора. Известие о внезапной атаке на левый фланг французов нашей кавалерии «возбудило в Наполеоне …ужас»[96].

Один из генералов предложил ввести старую гвардию. Всем известен этот знаменитый ответ: «A huit cent lieux de France je ne ferai pas démolir ma garde[97]». Есть и другой вариант этой фразы, приведенный Витмером: «je ne ferai pas démolir ma garde. A huit cent lieux de France, on ne risque pas sa dernière reserve[98]»[99]. Вопрос о том, стоило ли Наполеону ввести в бой старую гвардию, нам кажется возможным обсудить в главе, посвященной причинам победы и поражения на Бородинском поле.

Толстой пишет о том, что Кутузов не делал никаких распоряжений. Он только соглашался или не соглашался с тем, что ему предлагали. О созданном Толстым образе в литературе шли жаркие споры: одни считали, что он неверно показал дряхлого старика, а на самом деле главнокомандующий активно руководил сражением. Другие доказывают, что великий классик показал Кутузова, согласно своей концепции, как наиболее подходящего полководца. Третьи отрицают то, что Толстой показал его пассивным: несмотря на ряд фраз, автор постоянно показывает: каково влияние Михаила Илларионовича на ход и результат сражения.

О взятии тех или иных укреплений, будь то флеши или Семеновское, мы узнаем между делом, т. к. согласно концепции Толстого, не это решает кто победитель, а кто проигравший.

Кутузов считал сражение выигранным и собирался продолжить сражение на утро.

Бой кончился канонадой. «Тот, кто посмотрел бы на расстроенные зады рус­ской армии, сказал бы, что французам стоит сделать еще одно маленькое усилие, и русская армия исчезнет; и тот, кто посмотрел бы на зады французов, сказал бы, что русским стоит сделать еще одно маленькое усилие, и французы погибнут. Но ни французы, ни русские не делали этого усилия, и пламя сражения медленно догорало»[100]

Важным решением Кутузова был отказ от продолжения боя и оставление Москвы. Совет в Филях и дальнейшее отступление, а также контрнаступление не являются напрямую объектом нашего исследования, однако, безусловно, первое является непосредственным следствием Бородинского сражения. Толстой считал, что «защищать Москву не было никакой физической возможности в полном значении этих слов». Это мысли Кутузова, но  мы думаем, что можно сказать, что в данном, как в некоторых других, случае это мнение автора, а не внутренний монолог героя. На наш взгляд, этапы и важнейшие моменты мы не можем дать такой ответ. Историку нужны реальные причины событий, их мы рассмотрим в другой главе. Свое повествование об Отечественной войне Толстой доводит до того момента, когда неприятель лошадиное мясо ест, т. е. до изгнания деморализованной «великой армии» за пределы России, до конца этой войны и начала заграничного похода.

Мы можем заметить, что Толстой обращает внимание не на внешнюю канву событий, ее приводит статистические данные[101], он концентрируется на внутреннем состоянии солдат, психологический аспект, если можно так выразиться, боя интересует писателя. И все-таки он и пред историком ставит ряд важнейших проблем, касающихся Бородинского сражения, разрешить которые мы и попытаемся чуть ниже.

Бородинское сражение по другим источникам

Источниками для данной главы послужили документы штаба Кутузова, его переписка, как личная, так и деловая, мемуары участников событий, от генералов до простых Солдатов. К сожалению, исследователь не знает французского языка, поэтому он может использовать непереведенные материалы, поэтому он пользуется информацией, представленной в литературе. В силу того, что основным источником является роман-эпопея «Война и мир», а остальные лишь дополнительными, мы взяли только те, что представлены в сборнике Бородино. Однако мы надеемся, что при дальнейшем исследовании этой проблемы мы используем незадействованные в данной работе материалы.

Соотношение сил

Численность войск для войн XIX в. была по-прежнему важным параметром, определяющим исход битвы. Интересно, что как источники, так и вся литература (кроме случая, описанного выше) дает одинаковое число орудий: 640[102] у русской армии и 587 у французской. Однако существует достаточно версий численности войск обеих армий. Школьный учебник дает, насколько мы понимаем, достаточно признанные и относительно новые данные: 132 тыс. человек – русская, 135 тыс. – французская армия[103]. Мемуары дают различные данные: численность русских 100 тыс. (Муравьев), 112 тыс.[104], 115 тыс. (Маевский[105]). Не отличается единством и литература: 104 тыс регулярных войск[106], 103 регулярных и 15 тыс. резервов (120 тыс)[107], 126 тыс[108], Однако в других своих работах он дает также цифру 120 тыс[109]. Жилин дает ту же цифру[110]. Земцов пишет, что наиболее точные подсчеты произведены А. А. Васильевым и В. А. Егоровым, которые утверждают, что без ратников Московского и Смоленского ополчений русская армия насчитывала около 118 тыс. человек, ополченцев - 31,7 тыс. человек. Едины авторы в определении численности французского войска – 135 тыс., только Земцов, ссылаясь на Шамбре и Пеле, принимает численность французов 126 – 127 тыс. человек. При учете соотношения сил важным показателем является то, как оценивали противники друг друга. Известно, что русские преувеличивали численность французов, считая, что у Наполеона более 185 тыс. человек, и около 1000 орудий[111], что, как мы знаем не соответствовало действительности. Это во многом объясняет и оборонительный характер сражения, и особое внимание к резервам, и ряд других действий русского командования.

Важным фактором был национальный состав обеих армий. В русской армии, естественно, преобладали русские, однако в командном составе было достаточно иностранцев, по большей части немцев. В армии Наполеона служили почти все народы Европы, неслучайно, называли эту войну нашествием «двунадесяти языков». Большинство исследователей, как правило, со стороны России пишут о том, что это была разношерстная, плохо видевшая цели войны, недостаточно объединенная, армия. Конечно, в нее входили и «союзники поневоле», например, немцы (прусаки), австрийцы. Кроме них и французов в армию входили, итальянцы, саксонцы, поляки, баварцы, испанцы, вестфальцы, швейцарцев[112]. Последние исследования дают несколько иные сведения. Это были вполне преданные, пусть лично императору, а не Франции войска. Пусть они хотели лишь славы и денег, но как пишет Драгомиров, даже когда уходили из России голодные, обездоленные, «оборванные» не убили Наполеона, у них не находилось других слов, кроме как «Vive l’Empereur»[113]. Однако проблемы, связанные с многонациональностью, были, что не отменяет того, что каждый хотел выслужиться перед Наполеоном.

Боевой порядок[114]

Боевой порядок составляли четыре группы:

Правое крыло, состоящее из 2-го пехотного корпуса Багговута и 4-го пехотного корпуса Остермана-Толстого, 1-го резервного кавалерийского корпуса Уварова, 2-го кавалерийского корпуса Корфа и казачьей конницы Платова (девять полков). К правому же крылу относились:

а) правый наблюдательно-охранительный отряд Власова 3-го (5 казачьих полков 1-й бригады корпуса Платова);

б) Масловский правый оборонительный отряд Пассека (4, 30 и 48-й егерские полки);

в) Бородинский передовой отряд Бистрома (лейб-гвардии егерский полк, команда гвардейского экипажа, легкая №46 рота 24-й артиллерийской бригады и взвод конной № 4 роты 2-й резервной артиллерийской бригады);

г) Горкинскйй передовой отряд Дитерикса 3-го (11 и 36-й егерские полки и батарейная № 7 рота 7-й артиллерийской бригады).

Центр, состоящий из 6-го пехотного корпуса Дохтурова и 3-го резервного кавалерийского корпуса Крейца. Центр имел два передовых отряда: а) 1-й передовой отряд Вуича (19 и 40-й егерские полки и дивизион батарейной № 24 роты 24-й артиллерийской бригады); б) 2-й передовой отряд Алексаполя (1, 18, 6 и 20-й егерские полки).

Левое крыло, состоявшее из частей 2-й армии: 7-го пехотного корпуса Раевского, 8-го пехотного корпуса Бороздина 1 -го, 4-го резервного кавалерийского корпуса Сиверса. Левое крыло имело свой передовой отряд Гогеля 1-го (41, 5 и 42-й егерские полки и егерская бригада), отдельный Утицкий отряд в составе 3-го пехотного корпуса Тучкова 3-го и передового отряда Шаховского (Таврический гренадерский полк, 21, 49 и 50-й егерские полки) и наблюдательный отряд Карпова 2-го, состоящий из шести казачьих полков. 3-й корпус Кутузов приказал вывести из состава главного резерва и «расположить скрытно» в Утицком лесу для парирования возможного обхода с юга.

Резерв правого фланга и центра, т. е. главный резерв, состоял из 5-го пехотного гвардейского корпуса, артиллерийского резерва правого фланга и главного артиллерийского резерва (306 орудий).

Левый фланг имел в резерве 2-ю сводную гренадерскую дивизию Воронцова, 2-ю кирасирскую дивизию Дуки, одну роту донской артиллерии и отдельный артиллерийский резерв левого крыла (две артиллерийские бригады, минерная и пионерные роты).

Позади левого фланга располагалось Московское ополчение под командованием Маркова 2-го, прибывшее накануне сражения.

Тактическая плотность правого фланга и центра на 1 км фронта составляла 15 тыс. человек, левого фланга—13 тыс. человек.

Общее командование правым флангом и центром возложено было на Барклая-де-Толли, левым крылом командовал Багратион.

Внешне расположение армии на позиции и организация управления первоначально напоминали линейный боевой порядок — центр, правое и левое крыло, но по существу это было новое, глубокое построение боевого порядка. Пехота и кавалерия размещались на позиции неравномерно: 1 и 2-я армии строились в две линии, позади них стояли сильные резервы (частные и общий).

Позиция была разделена на корпусные участки, каждый из которых имел свои артиллерийские пункты. Пехотные корпуса сосредоточивались у опорных пунктов в две линии батальонных колонн. Эти опорные пункты повышали стойкость пехоты, поскольку она получала огневую поддержку артиллерии; они затрудняли противнику возможность вклиниться в глубину расположения русских и облегчали последним уничтожение французских частей при прорыве; они повышали устойчивость обороны, так как при потере одного из пунктов обороняющийся мог, опираясь на огонь соседних пунктов, восстановить положение; наконец, они были причиной того, что сражение распалось на ряд отдельных боев — за флеши, за курган и т. д. Кавалерийские корпуса стояли позади пехотных в две линии развернутых эскадронов, что давало возмож­ность им с места переходить в атаку.

Таким образом, это был расчлененный боевой порядок, основанный на взаимодействии между корпусами. На случай изменения обстановки Кутузов оставил в своем распоряжении мощный резерв[115].

Боевой порядок французов[116]. Наполеон разместил свои силы на Бородинском поле следующим образом. Корпус Понятовского был послан на Старую Смоленскую дорогу. В диспозиции указывалось, что он «направляется на деревню, находящуюся в лесу, и обходит позицию неприятельскую». Существует несколько версий по поводу того, знал ли Наполеон, о том, что в этом лесу могут быть русские войска. Бескровный считает, что он догадывался. Другие историки считают, что у него была плохая разведка и он даже не подозревал об этих русских силах[117], в любом случае, главная задача Понятовского – обойти левый фланг Багратиона и нанести удар, способствующий достижению победы на этом участке фронта. В центре Наполеон поставил три пехотные корпуса – Даву, Нея и Жюно, три кавалерийских корпуса Мюрата, Старую и Молодую гвардию и сосредоточил здесь почти всю свою артиллерию. На левом фланге находились войска, составлявшие группу вице-короля Евгения: итальянский корпус, две дивизии Даву, итальянская гвардия, один кавалерийский корпус.

Схема хода Бородинского сражения[118]

Конечно, события разворачивались не в строго хронологической последовательности. Битва на левом фланге не кончилась, когда разгорелась борьба в центре и на правом фланге, но это поможет более четко изложить и воспринять события.

Борьба на левом фланге русской армии от 6 утра до полудня

1.                  Борьба за Шевардинский редут

2.                   Восемь атак* на Багратионовы флеши и ранение Багратиона.

3.                   Отход Коновницына от флешей к Семеновскому и битва за Семеновский овраг Семеновскую возвышенность. Часть русских войск, перешедших по командование Дохтурова, до конца сражения удерживалась на Семеновских высотах, покинув их лишь вечером, когда был получен приказ присоединиться к «третьей позиции».

4.                  Борьба 3-го корпуса Тучкова на южном секторе левого фланга. Смерть Тучкова в битвах за Утицкий курган против корпуса Понятовского.

Борьба в центре и на правом крыле позиции русской армии от 6 утра до кавалерийского нападения Уварова и Платова на левый фланг французов

1.                  Нападение вице-короля Евгения Богарне на Бородино и взятие его.

2.                  Сознание и превращение батареи Раевского в сильно укрепленный люнет.

3.                  Начало и быстрое усиление борьбы за батарею Раевского, происходящей одновременно с разгорающейся борьбой - за Багратионовы флеши и, дальше, за Семеновское. Кутузов организует в момент жестокого обострения борьбы на обоих флангах замечательную по замыслу и удавшуюся по выполнению диверсию, посылая в тыл левого крыла французской армии кавалерийский корпус Уварова и казачью конницу Платова. Эта диверсия заставляет Наполеона отменить ряд уже сделанных им распоряжений и на левом фланге русской армии, и в центре. Он теряет несколько больше двух часов (от 12 часов пополудни до 2 часов), ослабляет на обоих флангах атаку русских укреплений и дает возможность Кутузову подтянуть свежие силы к батарее Раевского и продолжить сопротивление ее защитников.

Конец борьбы в центре русской позиции и на правом фланге

1.                  Неслыханно кровопролитные бои вокруг люнета (батареи Раевского) возобновляются в 2 часа дня с утроенной силой. Люнет взят вскоре после 4 часов, но Бородинское сражение не окончено.

2.                  Начиная с 5—5¹/₂ часов пополудни и кончая временем сгущающейся темноты (около 9 часов вечера) русская армия, во-первых, успевает, согласно распоряжениям Кутузова, подтянуть разбросанные по Бородинскому полю сражавшиеся в течение всего дня части и к 6 часам сосредоточить их на новой линии обороны, тянущейся с севера на юг, от Горок до леса восточнее Утицы, причем собранные корпуса составляют непрерывную оборонительную цепь вооруженных сил; эта линия,  преграждавшая  перед французами как Новую, так и Старую Смоленскую дорогу в Москву, непременно должна была быть прорвана Наполеоном, если  бы он еще надеялся на успех, но он уже не мог этого сделать и даже не пытался за все эти вечерние часы атаковать новую русскую позицию. Еще более эта неудача была  подчеркнута многочасовым  жестоким обстрелом французов русской артиллерией, начавшимся вскоре после отхода русских от батареи Раевского.

Ход Бородинского сражения.

Л. Н. Толстой не уделяет большого внимания подробностям боя. Ввиду отсутствия подобной задачи, мы не будем брать слишком мелкие детали, которые могут нам предоставить мемуары, т. к. почти все относительно крупные, да некоторые «простые», участники битвы оставили нам свои воспоминания. Рассмотрим лишь основные события.

Шевардино

Данный редут защищался силами 2-й армии, а именно войска «под командою генерал-лейтенанта князя Горчакова 2-го, и состояли из 27–й пехотной дивизии, имевшей в подкрепление 2-ю кирасирскую дивизию. Наполеон поставил против них дивизию 1-го корпуса генерала Компана. Враг «был совершенно отбит…кирасирские полки: Екатеринославский, Орденский, Глуховской и Малороссийский, быстрою атакою довершили его поражение»[119]. При сем было взято 8 пушек, из коих 3, быв подбиты, оставлены на месте[120]. Более ярко и красочно об этом бое рассказывает А. И. Горчаков в своем письме А. И. Михайловскому – Данилевскому от 13.05.1837. Подробнее он говорит о войсках: кроме 27 дивизии, упоминает 5-й егерский полк, 3 гренадерских полка, 2 сводных гренадерских батальона, 2 драгунских полка, всего около 11 тыс. человек[121]. Неплохое, хотя и краткое описание этого боя дает Д. П. Неверовский. Наполеон направил туда корпус князя Понятовского, кавалерию Мюрата, 3 дивизии корпуса Давуста[122]. «…до самой темноты все 3 пункта были удержаны». После полуночи «я получил повеление оставить сии места». В 23 часа войска в образцовом порядке начали отход, отразив еще одну кавалерийскую атаку Мюрата[123]. Горчаков показывает, что захваченные пушки были засчитаны в счет потерянных русским 26 августа[124]. Историки иногда дают более четкую характеристику, особенно это касается цифр. Большинство из них пишет о трехкратном превосходстве французов, а именно редут обороняло 8 тыс. пехоты и 4 тыс. конницы при 36 орудиях. Наполеон направил на редут 30 тыс. пехоты, 10 тыс. конницы и 186 орудий[125]. Бой начался около 2-х часов по полудню. К 16 часам напротив Шевардинского редута развернулись все предназначенные для боя силы французов — с севера две пехотные дивизии, с запада одна пехотная дивизия и два конных корпуса, с юга две пехотные дивизии и одна кавалерийская. После ряда энергичных контратак редут к 18 часам был отбит. Обе стороны понесли значительные потери. Французы потеряли более 5 тыс. человек, русские около 6 тыс[126].

Начало сражения. Атаки на Семеновские высоты (флеши Багратиона)

«Бородинское сражение является классическим образцом активной обороны в мануфактурном периоде войны»[127]. Несмотря на трехчастное деление нашей схемы боя, мы будем описывать сражение, деля его на два периода: I – с 6 утра до полудня, II – с полудня до 6 часов вечера. Такое деление в большей степени характерно для досоветской историографии. (Геруа, Михеев и другие).

По-разному полководцы морально готовили к сражению свое войско. Наполеон издал приказ, который был прочитан в каждом военном подразделении. «Воины! Вот сражение, которого вы так желали. Победа в руках ваших: она нужна нам. Она доставит нам изобилие, хорошие зимние квартиры и скорое возвращение в отечество! Действуйте так, как действовали вы под Аустерлицем, при Фридланде, Витебске и под Смоленском, и позднее потомство вспомнит с гордостью о подвигах ваших в этот день и скажет о вас: и он был в великой битве под стенами Москвы!»

Кутузов, зная набожность русских, приказал пронести по рядам чудотворную икону Смоленской Богоматери, солдаты крестились, прикладывались. После этого был совершен молебен. Здесь видна скорее не личная склонность командующих, а менталитет, характер воинов. Различны были ценности русских солдат, защищающих пяди родной земли, и воинов Наполеона, которые стремились к славе, деньгам, почестям, воющих в «диких степях Московии».

Время начало сражения источники дают разное от 5 до 6 утра. Примечательно, что даже французские мемуаристы ориентировались по местному, т. е. по московскому времени[128]. На рассвете Наполеон приказал подать ему коня и сказал при этом «Ну, так они теперь у нас в руках! Пойдем. Отворим ворота московские! – Потом, поглядев на восходящее солнце, воскликнул – Вот солнце Аустерлица!» - и отдал приказ начинать сражение. Оно началось выстрелами артиллерии, по-видимому это была батарея Сорбье[129]. Другие историки, как правило, не указывают таких подробностей. Если говорить о крупных действиях, то это нападение вице-короля Италии Евгения Богарне на деревню Бородино и взятием этой деревни[130]. Полк гвардейских егерей, защищавший эту деревню, был выбит из нее и отошел за р. Колочь[131].

Мало, кто пишет о погодных условиях в этот день, но их нельзя назвать благоприятными – мелкий дождь, промозглый, холодный ветер[132].

Бой за Семеновские высоты – один из ключевых эпизодов Бородинского сражения, достаточно сложно исследовать, т.к. большинство воспоминаний недостаточно четки и противоречивы[133]. Лишен исследователь и мемуаров русского командующего - Багратиона-, т. к. он был смертельно ранен в этом бою. Путаница и во французских документов из-за ранения командиров[134].

Современные исследователи также уточняют, что лишь восточное укрепление являлось флешью, северное и южное были люнетами[135].

Количество французских атак на эти русские позиции, число отбитых, а также то, сколько раз они переходили из рук в руки по источникам, да впрочем, и по многочисленной литературе проследить сложно.

На этом направлении Наполеон сконцентрировал около 80-85 тыс. чел. и 467 орудий[136].Ожесточенные бои здесь продолжались более шести часов, в течение которых противник предпринял восемь атак это точка зрения отечественной историографии советского периода (Жилин, Бескровный и другие). Дореволюционные историки придерживались другого мнения. Геруа упоминает лишь шесть атак, Михеев пишет, что пятая атака закончилась окончательным захватом французами Багратионовых флешей[137]. Мы постараемся отразить эти расхождения, хотя источники не позволяют разрешить это дискуссионный вопрос. Один из современных исследователь В. Н. Земцов, много работавший с недоступными для нас французскими источниками, считает, то невозможно провести черту в споре о том, сколько раз переходили флеши из рук в руки[138]. «можно констатировать только следующее

а) французы и немцы были дважды вытесняемы из южного укрепления, но здесь же, еще до того, как русские могли там закрепиться снова возвращались;

б) французские и немецкие войска, если и добивались полного контроля над люнетом, то предпочитали располагаться не в нем самом, а по внешним стволам бруствера и во рву,так что  само укрепление было как бы и не занятым[139].

Для захвата Багратионовых флешей Наполеон направил основные силы корпусов Даву, Мюрата, Нея, Жюно. На этом участке действовала основная масса артиллерии.

Около 6 часов утра дивизии Дессе и Компана из корпуса Даву, поддерживаемые артиллерийским огнем, двинулись в наступление. Французские дивизии вышли из Утицкого леса, построились в колонны и бросились в атаку на южную флешь, где держала оборону сводно-гренадерская дивизия М. С. Воронцова. Встреченная картечью русской артиллерии, а затем и фланговым ружейным огнем егерей И. Л. Шаховского, вражеская пехота, понеся большие потери, отступила обратно в лес.

Но это была, видимо, лишь проба сил. Через полчаса французы начали вторую атаку с еще большей силой. На этот раз им удалось овладеть южной флешью. На помощь оборонявшимся Багратион двинул несколько батальоном 27-й пехотной дивизии Неверовского. Противник, выбитый из флеши, стал отходить. Два полка 4-го кавалерийского корпуса бросились преследовать французов и отбили все 12 захваченных ими орудий. Однако увести их не удалось, так как на выручку своей пехоте подоспели две французские кавалерийские бригады.

При второй попытке овладеть Багратионовыми флешами французы понесли большие потери. Даву получил настолько сильную контузию, что Наполеона ошибочно известили о смерти маршала, были ранены генералы Компан и Дессе.

Наполеон, пристально следивший за ходом боя, приказал Нею выдвинуть свой корпус в боевую линию левее 1-го корпуса Даву и принять участие в атаке на флеши. Для содействия пехоте он направил почти всю резервную кавалерию Мюрата, распределив ее следующим образом: 1-й кавалерийский корпус Нансути — за корпусом Даву, 4-й кавалерийский корпус Латур-Мобура — за корпусом Нея и 2-й кавалерийский корпус Молбрена—позади и левее Латур-Мобура для связи между войсками Нея и Богарне. С  целью объединения в одних руках руководство всей кавалерией, действовавшей на направлении главного удара, Наполеон подчинил Мюрату и кавалерийские дивизии корпусов Даву и Нея. Всего для третьей атаки флешей  Наполеон  собрал  весьма  внушительные силы — около 38 тыс. штыков и сабель с мощной артиллерией.

Багратион, лично руководивший боем у флешей, видел сосредоточение против них значительных сил неприятеля и принял решение усилить левый фланг своей армии. Он подкрепил гренадеров Воронцова 27-й дивизией Неверовского, ввел в дело все батареи артиллерийского резерва армии и распорядился подтянуть к деревне Семеновское резерв своей армии — 2-ю гренадерскую и 2-ю кирасирскую дивизии. Командиру 7-го корпуса Раевскому, участок которого не был еще атакован, Багратион приказал выделить к флешам восемь батальонов. В результате Багратион к 7 часам 30 минутам утра собрал в районе флешей около 16 тыс. штыков и сабель. К 8 часам подошли батальоны корпуса Раевского, и численность защитников флешей возросла до 20 тыс.

Считая все же свои силы недостаточными, Багратион потребовал от командира 3-го пехотного корпуса Тучкова, хотя последний и не был ему подчинен, направить к флешам 3-ю пехотную дивизию Коновницьна. Тучков, на участке которого в районе Утицы еще было тихо, выполнил это приказание. Однако дивизия Коновницына (4 тыс человек и 36 орудий) могла подойти к флешам не ранее 10 часов утра.

Внимательно наблюдал за ходом боя и Кутузов. Он вовремя заметил угрожавшую 2-й армии опасность и направил в распоряжение Багратиона часть сил общего резерва, а именно три гвардейских полка (Измайловский, Литовский и Финляндский), бригаду сводно-гренадерских батальонов с артиллерией, бригаду 1-й кирасирской дивизии и 100 орудий из артиллерийского резерва. Но так как эти войска могли прибыть к Багратиону лишь к 11 часам, то в ближайших атаках враг располагал все же более чем двойным превосходством.

Около 7 часов 30 минут корпуса Даву и Нея вновь устремились на флеши. Эта третья атака, как и первые две, была лобовой. Сильнейший артиллерийский обстрел к этому времени уже разрушил часть русских укреплений. Однако, когда неприятельские колонны приблизились, защитники флешей опять встретили их убийственным огнем. Но картечь не остановила французов; они стремительно прорвались в промежутки укреплений и овладели флешами. Сводно-гренадерская дивизия, оказавшая отчаянное сопротивление, понесла большие потери. Дивизия Неверовского была потеснена, но в это время, около 8 часов утра, подошли к флешам восемь батальонов из корпуса Раевского. Багратион тотчас бросил их в штыковую атаку во фланг корпусу Нея. Оправившаяся дивизия Неверовского нанесла стремительный фронтальный удар. Одновременно во фланг французам с юга Багратион направил 2-ю кирасирскую дивизию. В это время Мюрат с одной из кавалерийских дивизий пошел навстречу русской коннице. Но русские кирасиры опрокинули неприятеля и врубились в ряды французской пехоты. К 9 часам после ожесточенного штыкового боя русская пехота при поддержке кирасир выбила неприятеля из флешей.

Около 9 часов 20 минут последовала четвертая атака на флеши. Пять пехотных дивизий противника атаковали полуразрушенные укрепления. Ценой больших потерь французам удалось снова овладеть флешами. Около двух полков французской пехоты прорвались в деревню Семеновское. Но Багратион успел привести в порядок и перегруппировать свои силы. Подтянув резервы, он перешел и контратаку: 2-я гренадерская дивизия и восемь батальонов корпуса Раевского ударили в штыки. Русские войска, охваченные наступательным порывом, были преисполнены решимости опрокинуть неприятеля, выбить его из флешей.

Началась новая жаркая схватка. Адъютант Нея докладывал Наполеону, что нельзя терять ни минуты: Багратион вновь перешел в наступление, маршал Ней не в состоянии более удерживать натиск русских. Настало время подкрепить маршала, чтобы он не был раздавлен и отброшен. Но ни упорство войск Даву и Нея, ни посланное Наполеоном подкрепление не изменили положения. Очередной натиск противника также не увенчался успехом. Враг был вновь отброшен от флешей с большими потерями. Волны французских атак разбивались о железное упорство русских. В ожесточенных штыковых боях перемалывались основные силы врага.

В это время на крайнем левом фланге, где располагался 3-й корпус Тучкова 1-го, который по приказу Кутузова должен был быть «размещен в засаде за кустарником на крайнем левом фланге, имея приказ действовать по Старой Смоленской дороге на правый фланг и тыл французов тотчас же, как они начнут атаковать и будут пытаться обойти наш левый фланг». Но Беннигсен, не подозревая об этом приказе вывел этот корпус из скрытного расположения и не доложил о своем распоряжении Кутузову. Это характеризует несогласованность действий штаба и главнокомандующего[140]. Наполеон ничего не знал об этом корпусе, поэтому отправил Понятовского в Утицкий лес, видимо с целью обхода левого фланга, и помочь в захвате Семеновских флешей. Бой завязался и на этом участке фронта. Надо все же сказать, что пусть корпус Тучкова не пригодился и не сыграл роли в контрнаступательных действиях русской армии, он достаточно значительно помог флешам, т. к. сдерживал силы Понятовского, приняв эту часть французской армии на себя. Понятовский, войска которого в три раза превосходили русские, задумал овладеть Утицким курганом. Он был важен как командная высота над окрестностями, в случае взятия его неприятелям, он смог бы обойти Тучкова и выбить его со Старой Смоленской дороги. Атаку прикрывали 40 орудий[141]. Через какое-то время, несмотря на сильное сопротивление русских, неприятель взял курган. Тучков, понимая опасность обхода, собрал все силы и во главе Павловского полка остановил поляков. Курган был взят обратно генералами Строгановым и Олсуфьевым. В этом бою Тучков был смертельно ранен. Понятовский, получив подкрепления, возобновил атаку. Заменивший Тучкова, генерал Багговут отвел войска к верховьям ручья. Стекающего к семеновской возвышенности[142]. После этого корпус перешел под командование руководителей 2-й армии.

Но напряжение боя все увеличивалось. Шестая атака на Багратионовы флеши началась около 10 часов 30 минут. Багратион, успевший перегруппировать свои войска, встретил врага артиллерийским огнем и контратаками 27-й пехотной дивизии против войск Даву и Нея с фронта, а 2-й гренадерской дивизии — по левому флангу корпуса Нея. Против Жюно были брошены: одна бригада 2-го корпуса Багговута (только что подошедшая сюда с правого фланга Бородинской позиции), полки 1-й кирасирской дивизии и части 3-й пехотной дивизии Коновницына. Французов постигла новая неудача. Несмотря на упорство и неоднократные атаки, они были отброшены в исходное положение. Это был крупный успех Багратиона.

В это время батарея Раевского находилась еще в руках французов, и поэтому удачный обходной маневр Жюно мог поставить левое крыло русской армии в очень тяжелое положение.

Даву, Ней и Жюно быстро перегруппировали свои войска и около 11 часов в седьмой раз повели их на штурм Багратионовых. флешей. На этот раз Жюно направил обходные колонны еще южнее, стремясь глубже охватить флеши и избежать контратаки на свой правый фланг.

Однако и эта атака была отражена. Пехота Даву и Нея была отбита огнем и контрударом 2-й гренадерской дивизии, а обходные колонны Жюно опрокинуты ударом по флангу частями 2-го корпуса Багговута. К этому времени французы были выбиты и с батареи Раевского.

Сражение длилось уже около шести часов. На поле боя лежали тысячи убитых. Но противнику не удалось сломить упорное сопротивление русских. Все атаки наполеоновских войск снова и снова разбивались о стойкую оборону. «Упорство русских...— писал один из французских офицеров,— имело характер зловещий и ужасный»[143].

В стремлении достигнуть решения поставленной задачи Наполеон произвел перегруппировку сил: он  сосредоточил против Багратионовых флешей до 40 тыс солдат и 400 орудий (Багратион имел для защиты флешей около 20 тыс. солдат и 300 орудий). Вновь завязалась ожесточенная борьба. Последовал ряд напряженных штыковых боев. И результате восьмой по счету атаки при подавляющем численном превосходстве, ценой огромных потерь французы захватили Багратионовы флеши. Генерал Багратион, собрав остатки войск, защищавших флеши, повел их в контратаку. Русские уже гнали враги, но в это время был смертельно ранен неустрашимый Багратион (осколок ядра разбил ему берцовую кость). Принявший командование генерал Коновницын, не имея достаточных сил для дальнейшей борьбы, вынужден был отвести войска за Семеновский овраг. Попытка противника прорвать боевой порядок русских па этой позиции успеха не имела. Русские войска не отступили больше ни на один шаг.

Оборона Багратионовых флешей, проведенная русской армией с исключительным мужеством и упорством, обескровила главную группировку противника. Огромные потери наполеоновских войск в боях за флеши и деревню Семеновское истощили силы противника.

Борьба в центре и на правом крыле

Не добившись успеха в районе Багратионовых флешей, Наполеон, сосредоточив крупные силы, начал атаку центрального опорного пункта русских — Курганной высоты. Здесь вновь разгорелись упорные бои. Все подступы и склоны высоты были устланы телами французов. Войска генерала Дохтурова мужественно и храбро дрались, не раз вступая в штыковые и рукопашные схватки с врагом. Но в решительную минуту боя у русских артиллеристов не хватило снарядов, и французы ворвались на батарею. Нависла угроза прорыва центра русской обороны. В этот критический момент боя проезжавший мимо начальник штаба 1-й армии генерал А. П. Ермолов, взяв с собой батальон 3-го Уфимского полка и три полка егерей, повел войска в контратаку. Завязалась жесточайшая схватка. Противник, потеряв около 3 тыс. человек, откатился от высоты. «В мгновение ока,— писал И. Н. Раевский,— опрокинули они неприятельские колонны и гнали их до кустарников столь сильно, что едва ли кто из французов спасся». В плен был взят раненый французский генерал Бонами.

С овладением противником деревней Семеновское центральный опорный пункт — батарея Раевского — оказался под огнем с трех направлений. Наполеон подтянул к этому участку более 35 тыс. войск и около 300 орудий и готовился начать атаку. Но в это время направленные Кутузовым кавалерийские полки Уварова и казаки Платова внезапно атаковали левый фланг французов. Неожиданное появление русской конницы на фланге и в тылу вызвало панику у противника, что и задержало на два часа решительную атаку французов на батарею Раевского. Кутузов получил возможность перегруппировать войска и усилить центр боевого порядка.

Укрепив левое крыло и убедившись, что действия русской конницы уже не представляют опасности, Наполеон возобновил атаку на батарею Раевского. Туда были брошены войска корпусов Богарне, Груши, Коленкура, Латур-Мобура.

Богарне, оставив дивизию Дельзона и три полка кавалерийского корпуса Груши у Бородина, выехал на правый берег Колочи к собранным там войскам, приготовившимся для атаки батареи Раевского. Они охватывали ее полукольцом. Дивизии Брусье, Морана и Жерара предназначались для атаки с фронта. Кавалерийская дивизия из корпуса Груши обходила правый фланг высоты, а кавалерийский корпус Коленкура и одна дивизия из кавалерийского корпуса Латур-Мобура — ее левый фланг.

Батарею Раевского обороняли войска 24-й пехотной дивизии генерала П. Г. Лихачева из 6-го корпуса генерала Д. С. Дохтурова. Правее находилась 7-я пехотная дивизия П. М. Капцевича того же 6-го корпуса, а левее 4-й пехотный корпус генерала А. И. Остермана-Толстого. Позади него располагались Преображенский и Семеновский гвардейские полки и полки кирасирской  дивизии. Французы обрушили на защитников высоты огонь из более чем 120 орудий. Благодаря охватывающему положению батарей огонь был особенно губителен. Участники сражения свидетельствуют, что гранаты, ядра сыпались со всех сторон, бороздили землю рикошетом, ломали все вдребезги.

После артиллерийской канонады в атаку ринулись французские пехота и кавалерия. Пехотные дивизии Брусье, Морана и Жерара атаковали оборонявшихся с фронта. Завязался жестокий рукопашный бой. Штыками и прикладами защитники опрокидывали противника в ров и отбрасывали его с высоты.

Кавалерийские дивизии  корпусов Коленкура, Груши, Латур-Мобура, обходя войска, оборонявшие батарею Раевского с флангов, врывались в боевые порядки пехоты, прорывались сквозь интервалы батальонных каре. Французская конница выходила на тылы русской армии. Но здесь она была контратакована кавалергардским и конногвардейским полками и при участии 2-го и 3-го кавалерийских корпусов отброшена от батареи Раевского.

Но на самой батарее положение к этому времени стало критическим. Воспользовавшись тем, что французская конница сковала русские резервы и на некоторое время изолировала их, пехота противника ворвалась на батарею Раевского и после упорной рукопашной схватки около 3 часов дня захватила ее. В Архиве исторической службы французской армии сохранилась историческая справка, названная  «эпизод сражения на Москве-реке». В ней дается описание боя за батарею Раевского. Эти описание представляет определенный интерес, и мы его приводим полностью.

«Было уже примерно 3 часа пополудни; однако император все еще не добился решающего успеха в единоборстве с русской армией, которая продолжала обороняться с неиссякаемым упорством. Пришло время овладеть Большим Бородинским редутом, которым держались линии генерала Кутузова.

Наполеон направляет королю неаполитанскому и принцу Евгению приказ о совместном штурме этого редута. Вице-король поскакал на правый фланг, чтобы распорядиться об одновременной атаке редута силами 13-й, 14-й и 15-й дивизий. Принц прибыл в 9-й линейный полк, входивший в состав 14-й дивизии, и обратился к солдатам: «Храбрые воины! Вспомните, как вы действовали со мной у Ваграма, когда мы прорывали центр неприятеля!». После этого он встал во главе строя, и весь 9-й полк с радостным кличем пошел на штурм Большого редута.

Увидев такой порыв, король неаполитанский приказал брату бывшего посла в России генералу Коленкуру (генерал Монбрен был уже убит) двинуть через овраг 2-й кавалерийский корпус. Генерал Коленкур повел 2-го кирасирскую дивизию, преодолев разрушенный бруствер, и под ураганным обстрелом неприятеля опрокинул первую линию корпуса Раевского, которая смешалась со второй линией, в результате чего после ожесточенной схватки он прорвался через укрепления этой большой батареи.

Тут он столкнулся с пехотой генерала Лихачева, которая прикрывала редут, и обрушился на нее слева 5-м кирасирским полком, порубив ее саблями. К несчастью, в этой схватке генерал Коленкур сам пал, пораженный насмерть, выполняя эту необычайно трудную задачу.

Как раз в этот момент сюда подоспел 9-й линейный полк, возглавлявшийся вице-королем. Три батальона этого полка со штыками наперевес устремились в это пекло и обрушились па пехоту генерала Лихачева. Перед глазами ворвавшихся на редут предстала ужасающая картина: редут был похож на настоящий огнедышащий кратер; здесь и там лежали целые горы трупов; на полуразрушенных брустверах были разбиты все бойницы, и при вспышках выстрелов можно было различить только одни жерла пушек; однако большая часть орудий уже была опрокинута или сброшена с разбитых лафетов.

Русские отчаянно обороняли позицию и умирали тут же, у орудий, но могучий порыв 9-го полка сметал все своем пути, и в наших руках оказалось 21 вражеское орудие. Истекающий кровью генерал Лихачев сам бросился на штыки французов, чтобы таким образом найти свою смерть, но при виде этого убеленного сединами воина солдаты 9-го полка проявили к нему сострадание и сохранили ему жизнь, отправив его затем к императору.

Мало-помалу кратер затухал; дым постепенно рассеялся, и стало видно, что Большой Бородинский редут находиться наконец в руках 9-го линейного полка, стремившегося в боевой порядок уже по другую сторону этого укрепления»[144].

Ценой величайшего напряжения Наполеону удалось, использовав превосходство в коннице, нанести удар по батарее Раевского с фронта и обоих флангов и овладеть этим важным опорным пунктом. Но развить успех он уже не мог из-за огромных потерь в пехоте и коннице, физической усталости войск и упорного сопротивления русских. Русские войска отошли в полном порядке, не потеряв связи с остальной частью армии.

Бой за батарею Раевского принес французам лишь некоторый тактический успех, но в то же время он наряду с боями на других направлениях привел к срыву общего замысла Наполеона. Как в начале дня, так и теперь враг имел перед собой сплошной, нигде не поколебленный фронт русских. Наполеон должен был предпринять новые усилия с использованием своего последнего резерва — гвардии или же признать свою неудачу и отказаться от продолжения сражения.

Вначале Наполеон предполагал продолжать атаки. Но прежде чем решиться на этот шаг, он сел па коня и поскакал на Семеновские высоты, а затем к батарее Раевского. В результате рекогносцировки Наполеон пришел к выводу, что успех от ввода в бой гвардии весьма сомнителен. В случае же неудачи атаки Наполеон рисковал остаться без свежих войск для прикрытия своего отхода, если Кутузов введет резервы и сам перейдет в наступление.

Русская же армия была полна решимости сражаться до конца. Посланцу Барклая-де-Толли, который предполагал начать отступление к Москве, возмущенный Кутузов резко ответил: что касается до сражения, то «ход его известен мне самому как нельзя лучше. Неприятель отражен на всех пунктах».

Потери

Потери сторон являются достаточно дискутируемым вопросом в литературе. Есть документ, ведомость1-й западной армии об убитых, раненых и пропавших без вести, который гласит, что на Бородинском поле русские потери составили 41954 человек[145]. Безусловно, такой список, вероятно, не может являться источником точных сведений, т.к. составлялся уже в декабре. Исследователи, видимо, пользовались другими источниками, т. к. дают другие данные. Богданович пользовался этой ведомостью, считая, что в ней только потери 1-й армии, Михайловский-Данилевский солидарен с ним. Богданович принимает потери второй армии в двадцать тысяч, общие потери оценивая в 58 тыс. чел[146]. Примерно такие же цифры дают Михеев[147], Геруа[148]. По поводу потерь первой армии Витмер дает такие же цифры[149], оценивая потери второй  как не менее 15 тыс. Можно заметить, что все дореволюционные историки воспринимали ведомость обеих армий как ведомость первой армии.

Бескровный в своей поздней работе указывает, что в 1-й армии было убито и ранено 22601 солдат и офицеров, а во 2-й – 15895 человек[150], потери неприятеля он рассматривал равными 58578 солдат и офицеров. Кутузов, по его данным, считал, что противник потерял убитыми и ранеными «42 генерала, множество штаб- и обер-офицеров и за 40 тыс. рядовых»[151]. Жилин не останавливается надолго на цифрах, констатируя, что русские недосчитались почти 40 тыс. чел., а французы около 60 тыс. чел. Земцов, автор одной из новейших работ по Бородину пишет: «К сожалению, спор о точной цифре русских потерь под Бородиным все еще не может считаться законченным»[152]. Он же приводит цифры других исследователей, среди которых нам были интересны те, которые мы не смогли охватить, а именно, Троицкий – 46, 5 тыс. и Шведов – 47,3 за два дня. Последний историк показался Земцову самым убедительным.

Потери противника также сложно подвести к одной цифре. Геруа представляет данные разных авторов 22 тыс. (Денье), 28 тыс. (Ларрей), (но Земцов, передавая его данные, дает цифру 22 тыс.) 30 тыс. (Тьер, Шамбре, Меневаль[153]), сам автор останавливается на цифре не менее 50 тыс. чел[154]. Витмер оценивает потери французов как близкие к 30 тыс. чел[155]. Земцов раскрывает два способа подсчета потерь французов, дает усредненную цифру 38,5 тыс. чел.

Подводя итоги вышесказанному, хотелось бы заметить, что, наверное, вопрос о численности войск, участвовавших в битвах и погибших на полях сражений, всегда будет дискуссионным, т.к. учет такой массы людей крайне труден, а источники противоречивы и субъективны.

Доказательств тому, что это была кровавая битва, мы думаем проводить не надо; достаточно ознакомиться  с дневниками, описывающими весь этот «ад», а также с данными об общем расходе патронов, ядер, пуль, становится просто страшно. Например, на каждого убитого и раненого француза приходился 1 снаряд и 23 патрона[156].

Мы видим, что другие источники дают не только более подробную картину сражения, изобилующую фактами, цифрами, именами героев, генералов, но и более противоречивую. Мы уже отмечали субъективность любого источника личного происхождения, какими и является большинство наших дополнительных источников, Но в данном случае, как нам кажется, и делопроизводственные документы штаба Кутузова, особенно это касается рапортов Александру I, также не всегда объективно и достоверно представляют ситуацию. Но сопоставив все сведения. Мы все же попытались создать более или менее верную картину событий.

СПОРНЫЕ ВОПРОСЫ

Выбор позиции

По вопросу о выборе местности, в принципе нет упорных споров, однако в литературе прослеживается несколько практически противоположных мнений. Ее выбирал Толь, видимо, согласно замыслу главнокомандующего. Правда, А. Витмер отмечает, что этот вопрос еще не до конца решен, т.к есть свидетельство, что это был Вистицкий[157].  Л. Н. Толстой считает «Русские не отыскивали лучшей позиции; а, напротив, в отступлении своем прошли много позиций, которые были лучше Бородинской. Они не остановились ни на одной из этих позиций: и потому, что Кутузов не хотел принять позицию, избранную не им, и потому, что требованье народного сражения еще недостаточно сильно высказалось, и потому, что не подошел еще Милорадович с ополчением, и еще по другим причинам, которые неисчислимы. Факт тот — что прежние позиции были сильнее и что Бородинская позиция (та, на которой дано сражение) не только не сильна, но вовсе не есть почему-нибудь позиция более, чем всякое другое место в Российской империи, на которое, гадая, указать бы булавкой на карте»[158].

Большинство историков пишет, что эта позиция была достаточно выигрышной. Сам Кутузов 23 августа доносил Александру I: «Позиция,  в которой я остановился при деревне Бородине в 12-ти верстах вперед Можайска, одна из наилучших, которую только на плоских местностях найти можно. Слабое место сей позиции, которое находится с левого фланга, постараюсь я исправить искусством»[159]. Ряд исследователь более подробно разбирают положительные стороны позиции при Бородине. Например, Л. Г. Бескровный отмечает, что Кутузова привлекала пересеченная местность, «позволяющаяся, во-первых, создать систему полевых укреплений, могущих стать опорой глубокого боевого порядка, и, во-вторых, скрыть от противника истинное расположение войск, особенно тех, который предназначались для внезапных ударов»[160] . Л. П. Богданов перечисляет преимущества Бородинской позиции

Ø      Правый фланг надежно прикрыт высоким берегом Колочи (высота более 20 м (интересно, что нет одинаковых данных даже по поводу высоты этого берега, например, Соколов предлагает высоту 15 м [161], Кац[162] дает те же данные, что и Богданов);

Ø      левый фланг подходил вплотную к лесу – естественному препятствию для неприятельской пехоты и конницы в случае обхода;

Ø      холмы и курганы, господствующие над окружающей местностью удобны для артиллерийских батарей;

Ø      на берегах многочисленных рек – густой кустарник, который являлся удобной позицией для стрелков[163].

Подобным образом характеризует преимущества Бородинской позиции и Бескровный, добавляя к выше сказанному, что правый фланг прикрывала Москва-река[164]. Соколов в общем соглашается, выделяя и отрицательные стороны позиции, Колочь течет с юго-запада на северо-запад под углом, являлась фронтальным прикрытием для всего боевого порядка. Центр и левое крыло по второй позиции подвергались опасности непосредственной атаки, у противника была возможность использовать кратчайший путь на Москву для глубокого обхода и охвата левого фланга русских[165].

Достаточно живописно описывает это поле этой битвы очевидец событий, герой А. П. Ермолов. «Правый фланг имел впереди реку Колочу, которая течет в крутых и неприступных берегах, он упирался в лес, в котором сделаны были большие засеки; на обширном поле, прилежащем к лесу, построены были укрепления, охраняющие и конечность, и тыл фланга, поле удобно было для действия кавалерии и далеко открывало всякое движение. На самой большой дороге возвышался пригорок, на вершине коего расположена была батарея, подошва же обнесена окопом для пехоты. Селение Бородино было неподалеку впереди и сообщалось с позициею мостом, К центру позиции лежала главнейшая высота, господствующая окрестностями во всех направлениях; на ней устроена была сильная батарея, прикрытая валом. Далее, от сей батареи простирающиеся весьма малые возвышения оборонялись построенным крепким редутом. На конечности левого крыла находился обширный и весьма частый лес, который от редута отделен был тесною долиною, единственною для действий кавалерии на всем фланге. В некотором расстоянии, позади левого фланга, углублялся довольно крутой ров, затруднительный для переправы и сообщений. В версте от левого фланга проходила через лес старая почтовая дорога, склоняясь в тыл позиции. Кутузов, осматривая позицию, приказал отслонить левый фланг так, чтобы ров позади простирающийся был впереди оного. Конечность фланга назначил укрепить несколькими флешами… По всему пространству позиции позади линий были леса, которые в некоторых местах движение войск не делали свободным»[166].

Геруа много внимания уделяет ошибочности карт[167], также подробно описывая поля боя, к данной картине добавляет, что Колочь имеет три притока: слева – р. Война течет в болотистой долине, справа – почти безводная речка Семеновка и ручей Стонец. Между ручьем и Колочью находился высокий хребет с курганом у д. Горки[168]. Все реки можно было перейти в брод, тыл прикрывали березовый и ольховый леса[169].

Б. Соколов доказывает, что «для Кутузова вопрос решался не качеством позиции как таковой, а тем, на какой позиции он сильнее»[170]. Он – один из немногих объясняет недостатки позиции при Царева-Займище, а именно, ограниченность обстрела в сторону противника, он угрожал обходом флангов русской позиции. Бородинская позиция, как считает Соколов и мы с ним соглашаемся, более отвечала стратегическим и тактическим принципам того времени[171]. А. Кочетков, однако, указывает другой недостаток: болотистая речка в тылу позиции, считая эту причину для отказа недостаточной. Он еще раз подчеркивает, что Кутузов желал оттянуть сражение до сближения с резервами[172].

Надо сказать, что ни один исследователь не пренебрег описанием места действия этой славной битвы[173].

Как причину отступления до Бородина ряд исследователей выдвигают тот факт, что к этому времени Кутузов рассчитывал получить подкрепления, присоединить к своим войскам ряд местных ополчений, однако армия не получила всего, что было обещано, но до Москвы не ожидалось более ни людей, ни боевых припасов и т.д.

Отдельным звеном стоит инженерная подготовка. В течение 23—25 августа, по приказанию Кутузова, производилась инженерная подготовка поля боя. За это короткое время имеющимся в армии шанцевым инструментом (транспорты с лопатами из Москвы прибыли только в день сражения) удалось возвести: Масловские укрепления (три флеши на 26 орудий и засеки), пять батарей между д. Масловой и Бородином (37 орудий), окоп для егерей и батарею на четыре орудия у Бородина, Курганную батарею или батарею Раевского (на 18 орудий), Семеновские флеши (на 36 орудий) и западнее д. Семеновской — Шевардинский редут (на 12 орудий). Вся позиция была разделена на армейские и корпусные участки, каждый из которых имел свой артиллерийский опорный пункт. Почти все работы проводились ночью. У Кутузова было очень мало времени на инженерную подготовку, однако даже небольшие поспешно проведенные мероприятия сыграли свою роль. Армия нуждалась в инструментах, это ярко характеризует письмо Кутузова Ф. В. Ростопчину: «Милостивый государь мой граф Федор Васильевич! Вручителя сего ротмистра графа Апраксина отправил я к вашему сиятельству для повторения покорной моей просьбы о доставлении, если можно сегодняшнего же числа, на курьерских лошадях сколько можно более кирок в лопаток в дополнение уже присланных в армию. Впрочем, пребываю с совершенным почтением вашего сиятельства, милостивого государя моего, всепокорный слуга князь Г(оленищев)-Кутузов»[174]. Не хватало войскам и припасов – «Милостивый государь мой граф Федор Васильевич! Прошу вас, ради бога, граф Федор Васильевич, прикажите к нам немедленно из арсенала прислать на 500 орудиев комплектных зарядов, более батарейных…»[175].

Бескровный делает вывод, который и мы считаем обоснованным. «Итак, выбор позиции вполне отвечал тактическим воззрениям и замыслу Кутузова. Именно на этой позиции Кутузов поставил Наполеона в невыгодное положение, лишив его возможности развернуть свои силы и вынудив атаковать на узком участке фронта артиллерийские пункты, на которые опиралась русская пехота. Наконец, Кутузов лишил Наполеона возможности осуществить маневр вне поля боя»[176].

Шевардино: роль и значение. План сражения

Существует несколько точек зрения о том, чем для русской армии был Шевардинский редут, сколько позиций имела русская армия в течение 24 - 26 августа.

Толстой был первым, кто обратил внимание на то, что, возможно Шевардинский редут не был передовым пунктом позиции, а был частью левого фланга. «Дело же, очевидно, было так: позиция была избрана по реке Колоче, пересекающей  большую дорогу не под прямым, а под острым углом, так что левый фланг был в Шевардине, правый около селения Нового и центр в Бородине, при слиянии рек Колочи и Войны. Позиция эта, под прикрытием реки Колочи, для армии, имеющей целью остановить неприятеля, движущегося по Смоленской дороге к Москве, очевидна для всякого, кто посмотрит на Бородинское поле, забыв о том, как произошло сражение»[177]. Филолог С. И. Кормилов утверждал по этому поводу: «Полемичен, например, предположенный Толстым первоначальный план Бородинского сражения, в стратегическом отношении едва ли справедливый хотя бы потому, что он поворачивал русскую армию флангом к наступающим французам. Но, во-первых, толстовская трактовка увеличивала величие подвига, совершенного русскими на почти не укрепленной позиции, а, во-вторых. предложенный план действительно облегчал разрешение некоторых военно-исторических вопросов. Не случайно почти все военные критики Толстого всерьез отнеслись к этому плану»[178]. М. Драгомиров считал, что мысли романиста о Шевардине заслуживают внимания, и в целом соглашался с автором «Войны и мира»[179]. А. С. Норов, современник войны 1812 г., отрицал возможность того, что левый фланг заканчивался в Шевардине, утверждая, что «это был передовой пост нашего левого фланга»[180].

План предполагаемого и действительного расположения армий (По Толстому)

Источники по этому поводу высказываются весьма противоречиво. Так Кутузов в своем донесении Александру I о бое при Шевардине пишет об атаке французов на наш левый фланг[181], есть документы, где говорится о «перестрелке на левом фланге русской позиции»[182]. В рапорте Александру I о сражении при Бородине главнокомандующий, мимоходом упоминает об атаке «на левый фланг нашей армии». 24 августа[183]. Барклай-де-Толли в «Изображении военных действий 1-й армии в 1812 г.» отмечает, что войска Наполеона 24 августа совершили нападение на редут левого фланга русской армии[184]. А. П. Ермолов рассказывает: «Августа 24-го числа арьергард был сильно атакован, преследуем и хотя долго защищался, но в большом весьма числе собравшиеся неприятельские силы ничего однако же не предприняли. На левом фланге часть арьергарда, из войск 2-й армии составленная, так отступила поспешно, не предваря о том армию, что преследующий неприятель появился на высотах против лагеря прежде, нежели переменили позицию левого крыла, как о том приказано было Кутузовым»[185].

Артиллерист И.  Т. Родожицкий пишет, что это был отдельный редут[186].

По официальным документам сложно определить, куда относился Шевардинский редут, однако там указывается, что «главный предмет главнокомандующего к(нязя) Голенищева-Кутузова при построении сего редута состоял в том, чтобы открыть настоящее направление неприятельских сил и, если возможно, главное намерение императора Наполеона»[187]. Сходные мысли высказывают многие исследователи. В сообщение, предназначенном для распространении за границей, говорится о «передовом редуте»[188].

Мы можем сказать, что в литературе сложилось три трактовки замысла Кутузова. Бескровный прекрасно систематизировал их:[189].

                   I. Дореволюционная историография: не предусматривал маневра и, расположив войска на так называемой 1-й позиции от Маслова до Шевардина, должен был затем отвести их на вторую позицию, после сражения русские войска отошли на третью позицию;

                 II.  Советские историки до Великой Отечественной войны: 1-я позиция рассматривалась как передовая с вынесенным вперед Шевардинским редутом. Основная позиция – 2-я, где у русской армии была свобода маневра вдоль фронта, возможность нанесения удара с левого фланга, а 3-я позиция – место вынужденного размещения русских войск, определившееся ходом боевых действий. Этой точки зрения придерживались П. А. Жилин[190], Е. В. Тарле в одной из своих последних работ, Л. Г. Бескровный[191], который написал: «Шевардинское укрепление после переноса переднего края потеряло огневую связь и начало играть роль передового укрепления»[192],

              III.  Эта точка зрения принадлежит Н. Ф. Гарнич. Согласно его теории, Кутузов, располагая войска на трех позициях, имел цель осуществить двухсторонний обход флангов и как бы повторить Канны.

Большинство историков не вводит такой сложной классификации, а делит исследователей на тех кто, признает Шевардинский редут – левым флангом или передовым укреплением. К первым обычно относят Н. П. Поликарпова, А. Геруа[193], он считал, что крайний левый фланг русский позиции оказался поставлен под простой фронтальный удар противника; что было вызвано дурно произведенной разведкой позиции, исказившей местность при докладе о ней Кутузову), С. Михеева[194] и др. Интересное мнение высказывает А. Витмер, а именно, первоначально позиция упиралась левым флангом в д. Шевардино, а правым в лес, в место впадения р. Колочи в Москву-реку[195]. Также он показывает, что не было достаточных оснований изменять первоначально избранную позицию, отмечая как плюсы, так и минусы первой позиции,  считает вторую недурной[196]. Надо сказать, что одним из самых убедительных доказательств этой гипотезы является статья Кочеткова, который приводит все наиболее яркие цитаты из источников и показывает ошибки своих оппонентов[197]. «Шевардинское укрепление после переноса переднего края потеряло огневую связь и начало играть роль передового укрепления»[198].

Вторую точку зрению поддерживают  А. И. Михайловский – Данилевский[199], М. И. Богданович[200], Л. П. Богданов: «впереди левого фланга…было создано сильное укрепление, предназначенное для круговой обороны. Оно явилось передовым опорным пунктом русской позиции, сыгравшим важную роль в период подготовки к сражению»[201]), В. А. Дунаевский. Соколов поддерживал эту гипотезу, уточняя, что Кутузов исправил ошибки Толя и Беннигсена[202]. Среди французов также нет единства по этому вопросу. Большинство участников сражений пишут о Шевардинском редуте как передовом укреплении, мешавшем рассмотреть основные русские позиции. Шамбре и Пеле считали, что это был левый фланг русских[203].

Земцов показывает что, русское командование, еще до появления французов, решило перенести позицию от Шевардино к Семеновским высотам, но не успело, пришлось принять бой. Тем самым выяснилось основное направление удара противника[204].

Мы можем видеть, что наличие трех линий позиций, в принципе, не отрицается никем, различается лишь цель первой из них. Правда, Кочетков в своей статье утверждает, что Бескровный и Богданов выступают против «сложившейся в литературе точки зрения о трех позициях русской армии на Бородинском поле, прежде всего против того, что первоначально намеченная позиция проходила по речке Колоче и имела левый фланг в Шевардине. Эта линия была естественным топографическим рубежом…»[205]. Нам кажется, что вернее всего было говорить о смене функции Шевардинского редута. Сначала он был частью левого фланга, но затем по ряду причин (одной из них, как считает Витмер, была глубина расщелины, которая могла помешать отступлению; Витмер пишет об этом как о мнении Кутузова, основываясь на данных Ермолова[206]. Кутузов решил отклонить фронт назад к Семеновским высотам, и он стал передовым пунктом нашей позиции, выясняющим направление главного удара и задерживающим неприятеля до окончания приготовлений и распределения русских сил. В принципе сходную позицию занимает один из современных исследователей – Земцов[207].

Важно рассмотреть и то, как воспринимали этот редут французы. Большинство источников подтверждает то мнение, согласно которому Наполеон считал это частью левого фланга русской позиции, и лишь после занятия Шевардинского укрепления усомнился в своих выводах[208].

Отдельный вопрос: насколько русской армии требовалась защита этого редута. Ермолов прямо пишет: «Редут, который бы не надлежало защищать, по необходимости уже должно было удерживать, пока войска займут новую – назначенную им линию, иначе неприятель тому мог бы несколько препятствовать и привести войска в замешательство. Должно бы по устроении войск тотчас оставить редут и не упорствовать в бесплодной защите, стоящей много потери»[209]. Но даже он при всей своей безапелляционности он не отрицает, что защита эта сослужила свою службу русской армии.

Большинство исследователей склоняются, что оборона была необходима, чтобы закончить укрепления на второй линии позиции, закончить в порядке левого крыла русской армии.

Рассмотрев различные точки зрения, мы признаем Шевардино первым актом Бородинского сражения и считаем возможным отметить важность этого укрепленного пункта для исхода Бородинского сражения.

Диспозиция русской армии. Распределение войск

Толстой мало касается этой темы, т.к. согласно его убеждениям, не от диспозиций зависел исход сражения.

То, что Кутузов ждал атаки на левый фланг и сознательно так распределил войска, доказывает его донесение от 23 августа. «Желательно, чтобы неприятель атаковал нас в сей позиции, тогда я имею большую надежду к победе. Но ежели он, найдя мою позицию крепкою, маневрировать станет по другим дорогам, ведущим к Москве, тогда не ручаюсь, что, может быть, должен идти и стать позади Можайска…»[210]. Однако расположение основных сил русских – 1-й армии на правом фланге, где практически не велось боев, не считая демонстрации предпринятой небольшими силами французов в начале дня и действий Платова и Уварова. Диспозиция Кутузова не очень подробна и в общем виде выглядит следующим образом: «Армии расположены ныне в позиции следующим, образом, начиная с правого фланга. 2-й, 4-й, 6-й и 7-й пехотные корпуса и 27-я пехотная дивизия, Находящиеся на левом фланге, составляют кор-де-баталь и расположены в две линии. За ними расположатся кавалерийские корпуса, имеющие вступить в ордер-де-баталь, в полковых колоннах… кавалерийские полки 2-й армии.

В центре боевого порядка, за кавалерийскими корпусами, стоят резервы, в батальонных колоннах на полных дистанциях, в две линии, а именно:

В первой линии 3-й пехотный корпус, а за ним 5-й или гвардейский корпус и сводные гренадерские батальоны: 4-й, 17-й, 1-й и 3-й пехотных дивизий.

Вторая гренадерская дивизия и сводные гренадерские батальоны 2-й армии становятся за 4-м кавалерийским корпусом и составляют резерв 2-й армии. Егерские полки 1-й армии…проходят за оный и идут на правый фланг армии за 2-й пехотный корпус, где и поступают частью для занятия лесов…и частью для составления резерва правого фланга армии. Все кирасирские полки обеих армий должны во время действия стать позади гвардейского корпуса, также в полковых колоннах»[211].

В литературе содержится как критика этой диспозиции, так и ее одобрение. В описании М. И. Богдановича преобладает негативная оценка действий главнокомандующего, что часто объясняют тем, что он был официальным историографом, а у императора Александра I с Кутузовым была откровенная неприязнь. М. И. Драгомиров оправдывает такое внимание к правому флангу тем, что от «Наполеона ожидали самых невероятных предприятий и ударов»[212]. Геруа в списке ошибках русских называет постановку армии на позиции флангом к противнику, но обвиняет он в этом Толя[213]. Но Б. Соколов в своей работе пишет, что Геруа дал «правильное научное толкование стратегического значения правого фронта русской позиции при Бородине»[214]. С. Михеев обвиняет Кутузова в неправильной оценке и неверном расположении на ней войск[215]. В XX в. появилось ряд работ, защищающих то расположение войск, которое было организовано Кутузовым. А. Кочетков в своей работе методично доказывает оправданность распоряжений командования. Соколов, написавший свою статью на 20 лет раньше, один из первых высказал мнение о том, что правый фланг был так усилен, т.к. это крыло обеспечивало за русской армией не только Новую Смоленскую дорогу, но и кратчайший путь на Москву. Оно имело стратегический, одновременно будучи оперативным резервом. Судя по диспозиции и по ходу боя, левый фланг и центр были единой группировкой [216].

Диспозиция Наполеона

В своем романе-эпопее Толстой дает диспозицию Наполеона, которая практически во всем совпадает с исторической (Геруа в своем исследовании дает сходную диспозицию[217]), поэтому мы приводим ее целиком, т.к. у нас не было возможности ознакомиться с французскими вариантами этого важного документа. «С рассветом две новые батареи, устроенные в ночи, на равнине, занимаемой принцем Экмюльским, откроют огонь по двум противостоящим батареям неприятельским.

В это же время начальник артиллерии 1-го корпуса, генерал Пернетти, с 30-ю орудиями дивизии Компана и всеми гаубицами дивизии Дессе и Фриана, двинется вперед, откроет огонь и засыплет гранатами неприятельскую батарею, против которой будут действовать:

24 орудия гвардейской артиллерии,

30 орудий дивизии Компана и

8 орудий  дивизии  Фриана и Дессе.

Всего — 62 орудия.

Начальник артиллерии 3-го корпуса, генерал Фуше, поставит все гаубицы 3-го и 8-го корпусов, всего 16, по флангам батареи, которая назначена обстреливать левое укрепление, что составит против него вообще 40 орудий.

Генерал Сорбье должен быть готов по первому приказанию вынестись со всеми гаубицами гвардейской артиллерии против одного либо другого укрепления.

В продолжение канонады князь Понятовский направится на деревню, в лес и обойдет неприятельскую позицию.

Генерал Компан двинется чрез лес, чтобы овладеть первым укреплением.

По вступлении таким образом в бой будут даны приказания соответственно действиям неприятеля.

Канонада на левом фланге начнется, как только будет услышана канонада правого крыла. Стрелки дивизии Морана и дивизии вице-короля откроют сильный огонь, увидя начало атаки правого крыла.

Вице - король овладеет деревней и перейдет по своим трем мостам, следуя на одной высоте с дивизиями Морана и Жерара, которые, под его предводительством, направятся к редуту и войдут в линию с прочими войсками  армии.

Все это должно быть исполнено в порядке (1е tout se fera avec ordre et méthode), сохраняя по возможности войска в резерве»[218].

Споры вызывает не сама диспозиции, а те убедительные доказательства ее невыполнимости, приведенные великим писателем. Существует опровержение этих утверждений. Драгомиров подчеркивает, на наш взгляд, верно, что «вперед наверное никогда нельзя сказать будет исполнена диспозиция или нет»[219]. Большое внимание диспозиции Наполеона уделял в своих работах А. Витмер. По его мнению, диспозиция Наполеона отличается «вполне достаточной определенностью», чего нельзя сказать о русской, которую, согласно Витмеру, составил Толь без привязки к местности. Нам трудно спорить с первым, и мы целиком согласны со вторым[220]. Он же дал критику Толстому по поводу рассуждений писателя о диспозиции Наполеона. В военном деле «действительно, предвидеть все случайности – невозможно». О разборе 1-го пункта этого документа Толстым Витмер отмечает, что неверно высказывание «противно приказанию Наполеона», т.к. «главнокомандующему достаточно указать цель действия той или иной части, средства же пусть она сама себе приискивает»[221]. Второй пункт нельзя назвать заранее неисполнимым потому, что здесь вмешалась военная случайность и недостатки разведки и, хоть корпус Понятовского не смог обойти левый фланг, его значение в том, что корпус Тучкова не атаковал правый фланг французов. По поводу 3-го пункта можно сказать, что дивизия Компана «успела овладеть» крайней флешью, которая затем отбита войсками Багратиона[222]. Насчет 4-го пункта можно поспорит и с Витмером, который утверждает, что Фриан это на самом деле Компан, но мы поговорим об этой проблеме чуть позже. Подводя итоги, исследователь подчеркивает, что диспозиция была понятна подчиненным, т.к. не произошло никакой ошибки и путаницы[223].

Советская историография мало обсуждала этот вопрос.

Ознакомившись с диспозициями и расположениями войск обеих армий, мы хотим отметить, что как русская, так и французская диспозиции были вполне оправданными, направленными на достижения цели. Они, как показал бой, Имели изъяны, но это в обоих случаях объясняется умелыми действиями противника. Можно сказать, что в некоторых случаях оба главнокомандующих переосторожничали.

Демонстрация Платова и Уварова

Демонстрация кавалерии не рассматривается Толстым как сколько-нибудь заметное происшествие этого судьбоносного дня. Мы позволим себе усомниться в этом выводе. Дежурный штаб-офицер 6-го пехотного корпуса Д. Н. Болговский в своих воспоминаниях подчеркивал роль действий русской кавалерии на левом фланге французов. Но «Платов, дебушируя из дефиле, скрывавшего ничтожность его сил, опасался скомпрометировать себя решительной атакой неприятеля, противопоставлявшего ему уже батарею»[224]. Он считает эту атаку Платова и Уварова причиной того, что русские смогли перебросить силы к эпицентру – курганной батареи. По его мнению, Наполеон принял колонны Московского ополчения за нашу гвардию, поэтому не воспользовался гвардией[225]. Это важное показание пригодится нам при рассмотрении вопроса о том, почему Наполеон не воспользовался гвардией. Важность происходящего в середине дня на левом крыле противника отмечал и А. Б. Голицын[226]. А. П. Ермолов отметил в своих записках, что «1-й кавалерийской корпус генерал-адъютанта Уварова и полки войска Донского под личным начальством Платова с правого нашего фланга сделали атаку, которая хотя в ничего не имела решительного, но замечено было движение в прилежащих к сему пункту неприятельских войсках, а в других местах жестокость огня уменьшилась, из чего заключить можно, что полезно было левое крыло их угрожать нападением, что по крайней мере служило бы развлечением их сил; но как случается обыкновенно, что казаки в генеральных сражениях никакой не приносят пользы, то и в сем случае, встретивши некоторое препятствие, возвратились»[227].Эти выводы кажутся нам несколько поспешными, но писал их опытный полевой командир, возможно, именно Бородинская битва открыла ряд боев, в которых казаки будут играть далеко не последнюю роль.

Кутузов доносил Александру I об этом мероприятии: «атака была сделана довольно удачно, неприятель был опрокинут»[228]. В историографии существуют споры о том, достаточный ли был удар, насколько он был необходим и успешен, надо ли было к атаке кавалерии присоединить удар пехоты? Норов дает следующую характеристику: «Блестящая кавалерийская атака Уварова привела вдруг неприятельскую армию, и отвлекла бешеные усилия французов от нашего левого фланга, равно как и от батареи Раевского»[229].

Большинство советских историков подробно не анализируют эту «диверсию»[230], лишь констатируя факт: «чтобы облегчить положение Багратиона и помочь ему, Кутузов приказал казакам Платова и 1-му кавалерийскому корпусу Уварова нанести внезапный удар по левому флангу в тылу французов, чтобы тем самым заставить Наполеона оттянуть сюда свои силы и ослабить удары в районе Семеновского»[231]. Тарле называет приказ «смелой наступательной диверсии Уварова и Платова» спасительным[232]. Описания дореволюционных авторов обычно выглядит так: в 12-м часу Уваров с 28 эскадронами и 12 орудиями подошел к р. Войне, французы были вынуждены отступить за реку. Платов с девятью полками перешел Войну севернее Беззубова. По приказу Барклая-де-Толли кавалерия отошла к 4 часам к с. Горки[233]. Богданович после описания делает достаточно типичный вывод: «Вообще же нападение Уварова… не имело решительных последствий, но причинило набольшую пользу»[234].

А. Витмер – один из тех, кто считал необходимым подкрепить атаку Платова и Уварова пехотой и развить их наступление до Колоцкого монастыря[235].

Особую важность этой диверсии придает в своем труде англйский историк Duffy[236].

На вопрос: Каково значения русской диверсии для хода сражения отлично показывает Земцов:

а)      атака Батареи Раевского была остановлена на 2-3 часа, русское командование смогло устроить войска для отражения неприятельского нападения

б)      часть французской армии, задействованной для атаки «большого редута», вынуждена была обратить свои усилия на отражения русской диверсии

в)      были ослаблены усилия французов и в районе д. Семеновское.

Возможно, это наступление можно было развить с помощью пехоты, но, по нашему мнению, результат этой демонстрации можно считать значительным и, возможно, причислить его к одному из важнейших маневров, предпринятых русской армии в «день Бородина».

Детали сражения

М. И. Богданович в своей статье обрушивается на Толстого за план сражения, а также на то, что Толстой показал, что во французской армии было вдвое «более войск, нежели» у нас»[237] Мы соглашаемся с последним утверждением, но оговариваем, автор написал: «с несколько только слабейшими со стороны русских силами». Это может быть как художественная гипербола для того, чтобы подчеркнуть героизм русских, а также подобные данные могли содержаться в источниках, который он использовал.

Норов утверждает, что «в романе собраны только все скандальные анекдоты военного времени той эпохи, взятые, безусловно, из некоторых рассказов»[238]. Его возмущает, прежде всего, антипатриотичность в изображении Толстого, прежде всего это касается генералов, о которых, как мы знаем, писатель не был особо высокого мнения. «Барклай…везде присутствовал, где была опасность»[239]. Подводя итоги, он же пишет: «Граф Толстой в своем романе…прекрасно и верно изобразил общие факты Бородинской битвы»[240].

А. В. Гулин отмечает, что в источниках есть упоминание о войсках прикрытия, стоявшем за курганом. Толстой сохраняет  и эту подробность[241]. Важен вывод Гулина об описании Толстым в центре: «События на батарее показанные у Толстого исключительно с точки зрения Безухова. Это важный принцип повествования. Пьер, человек штатский, не понимает многих частностей того, что делается у него перед глазами <…>Подобный взгляд…дает писателю возможность для обобщений удивительной силы…»[242]. Толстого часто обвиняют в том, что он путает военные звания. Относительно французов, чьих маршалов он называет генералами, это во многом верно[243]. Но не надо приписывать писателю ошибок его персонажей[244]. Ясно, что Пьер, как штатский человек, плохо разбирается в военных званиях[245]. «Батарейный эпизод, выписанный с большой точностью…становится у Толстого поистине символическим, в нем отражается сокровенный смысл всего Бородинского дня»[246].

Толстой ошибается, утверждая, что маршалы и генералы не участвовали. Только с французской стороны непосредственно мы можем назвать имена Нея, Мюрата, Даву, Богарне и т.д. Они не только участвовали, но и сами делали распоряжения. Маршалы и генералы подвергали свою жизнь опасности (достаточно вспомнить, сколько из них были ранены или убиты) и «служили непосредственными орудиями для передачи войскам Воли Наполеона»[247].

Некоторые философы и филологи считают, что Толстой развенчал официальную как зарубежную, так и отечественную историографию[248]. Есть в романе «Война и мир» ряд исторических анахронизмов[249].

Интересно, что даже эпизод с белыми рубахами основан на историческом источнике, это воспоминания Ф. Глинки.

А. Сабуров в своей статье приводит свидетельство о том, что истории А. Попов сказал А. Скабичевскому: « В моих руках много совершенно неизвестных, новых фактов, о которых, очевидно, не имел понятия и Толстой. Документы эти проливают новый свет на очень важные минуты, на основании их я объясняю события совершенно иначе, чем объяснили их мои предшественники, военные историки. И в «Войне и мире» нахожу описания этого события и объяснения его совершенно тождественно с моими описаниями и объяснениями…»[250]. К сожалению, мы не имеем представления о том, как это факты, но, видимо, речь идет именно о тех моментах, которые вызывают столько споров.

В литературе можно встретить и откровенные обвинения Толстого в том, что автор романа не знаком с современным ему состоянием исторической науки[251].

В. Шкловский писал о главе про Бородинскую битву: «Здесь Толстой подробно анализировал Бородино, дал чертеж боя и сделал ценные указания о плане Наполеона. Оценки Бородина и, в частности, указание на первоначальную позицию, которую хотели занять русские – эта оценка получила единогласное признание военных авторитетов как правильная»[252]. На наш взгляд, к подобной характеристике можно придраться лишь к слову: «единогласная», мы до сих пор слышим обвинения Толстого

Клапаред или Фриан или?.. Одним из дискутируемых фактов является решение Наполеона послать, когда герцог просит подкрепления, сначала дивизию Клапареда, а затем Фриана. Обсуждается вопрос о названиях, т.е. о том, о каких точно дивизиях идет речь. Богданович подтверждает данные Толстого, также указывая, что было потеряно полчаса, впрочем, Толстой тоже говорит о том, что следствием этой смены была лишь потеря времени[253]. Геруа дает такие же факты, уточняя, что первая дивизия относилась к корпусу Понятовского, вторая – Даву[254]. Норов пишет, что дивизия Фриана 3 раза участвовала в атаке на флеши, поддерживая тех, кто считал, что Толстой перепутал дивизии. Михайловский-Данилевский, напротив, считает, что эта дивизия все время оставалась в резерве[255]. С. И. Корнилов пишет, что эпизод о колебаниях Наполеон насчет Клапареда и Фриана основан на «Истории русского похода» Ж. Шамбре. Надо сказать, что это вполне оправдывает Толстого, т.к. кто, кроме самих французов мог лучше разбираться в том, какая дивизия каким образом принимала участие в сражении. Этот же автор доказывает неправомерность факта, касающегося смены дивизий. «Речь шла о том, чтобы двинуть гвардию. Однако дивизия Фриана к ней не принадлежала и не только не стояла в резерве, но и начала бой одной из первых. Сам Толстой незадолго до этого упоминал об этом, хотя и спутал ее с другой дивизией»[256]. В более поздней своей работе Витмер, ссылаясь на Пеле, высказывает ту же версию, что и романист. Другой историк показывает, что «Наполеон колебался относительно гвардейских дивизий Клапареда и Роге. В первой из них было 3062 человека, во второй – 3852»[257]. Земцов дает совсем другие данные, дивизия Фриана - 7300, Клапареда - 2500. Не знаю, чем может быть вызвано такое отличие данных. Однако Земцов также отмечает, что задержка с переброской пехотных подкреплений заметно приостановила их успешные действия[258]. Если последние данные верны, то в данном случае речь шла о численности посылаемого подкрепления. Надо сказать, что мы, к сожалению, совсем не компетентны, чтобы разрешить этот спор, т.к. не знакомы с французскими источниками, которые, безусловно, должны помочь надежно разрешить этот спор.

Подвиг Ермолова. Вот так пишет в своих записках сам А. П. Ермолов: «Проезжая неподалеку высоты генерал-лейтенанта Раевского, увидел я, что она была уже во власти неприятеля, батарея на оной взята им, бегущая наша пехота была сильно преследуема!

Важность пункта сего была ощутительная для каждого, и мне натвердили об оной я бросился к VI корпусу, самому ближайшему к высоте, приказал 9-му (видимо опечатка, т.к. в других книгах, где приводится эта цитата, указывается номер 3-й) батальону Уфимского пехотного полка идти быстро вперед, им остановил бегущих наших стрелков и отступающие в расстройстве егерские 18, 19 и 40 полки. Неприятель не мог употребить захваченной артиллерии, ибо при оной не было зарядов, но по обеим сторонам взятой им батареи подвезены были орудия и командуемые мною полки осыпаемы было картечью, три конные роты, сопровождавшие меня, остановились на левом моем фланге и, отвлекая на себя огонь неприятеля, облегчили мне доступ к вы соте, которую я взял не более как в десять минут»[259]. Ряд других генералов подтверждают эти показания[260]. Но С. И. Маевский утверждает, что это не подвиг Ермолова, а его личный.

Есть и другие свидетельства: «…подвигу Ермолова была свидетелем армия»[261].

Толстой отнесся довольно скептически к действиям Ермолова: «Это была та атака, которую себе приписывал Ермолов, говоря, что только его храбрости и счастью возможно было сделать этот подвиг, и та атака, в которой он будто бы кидал на курган Георгиевские кресты, бывшие у него в кармане»[262]. Автор несколько карикатуризировал образ русского генерала, как мы понимаем с целью доказать свою точку зрения, заключающуюся в том, что начальник не влияют на ход сражения.

Несколько критично подошел к этому подвигу Витмер. Он приводит несколько различных описаний этого подвига, написанных самим Ермоловым[263].

Советская историография не ставит под сомнение то, кто отбил батарею Раевского[264] и, как правило, указывает 3-й батальон Уфимского полка и 3 полка егерей: 11-й, 19-й, 40-й. Мы остановимся на этом традиционном мнении.

Мы можем отметить, что в большинстве случаев Толстой дает верную картину, даже если иногда путает мелочи, но это не мешает целостному восприятию и созданию правильного понимания Бородинской битвы.

Оставление Москвы: неожиданность или плановое действие?

Знал ли Кутузов, когда давал Бородинское сражение, что ему придется отдать неприятелю сердце России. Из его документов мы видим, что нет. 27 августа он писал Ростопчину о том, что, несмотря на одержанную победу, ему нужны войска для пополнения армии, чтобы можно было выдержать еще одну битву у Москвы[265]. Войска, получившие приказ о возобновлении сражения на следующий день, приняли его с восторгом и воодушевлением. Однако Кутузов принял решение отступить, когда ему было сообщено о потерях, понесенных русской армией в этой кровопролитной битве. Однако есть мнение, согласно которому Кутузов сразу предполагал оставление Москвы, а о продолжении сражения на следующий день говорил по политическим причинам. Но нам оно кажется несколько натянутым. Литература, и мы с ней согласны, как правило, признает необходимость этих действий в силу объективных причин.

Кутузов: пассивный старец или гениальный полководец?

Михаил Илларионович Кутузов – образ, занимающий в романе-эпопее одно из главнейших мест. Этому человеку как персонажу «Войны и мира» посвящено ряд статей, которые мы рассмотрим в первую очередь. В данном вопросе мы подходил к проблеме, дискутируемой филологами, а именно, о том, насколько Толстой-художник противоречит Толстому-мыслителю? В нашем исследовании мы не будем подробно ее разбирать, отметим лишь то, что нужно как историкам. Ряд исследователей считают, что «в образе Кутузова скрещиваются обе линии…линия художественного повествования и линия философско-исторических отступлений. Естественно, что это внесло противоречия в образ великого полководца»[266]. Многие критикуют Толстого за то, что он нарисовал в романе образ далекий от героизма, за то, что русский полководец читал французскую книгу во время войны с Наполеоном.

Что самое главное в образе Кутузова как главнокомандующего? Исследователи, и мы с ними согласны, считают, что это способность Кутузова понимать настроения солдат, то, что он настоящий «знаток солдатского сердца»[267]. Для Толстого он принадлежит к «великим людям», т.к. ему было дано стать в своей деятельности сознательным проводником высшего общего смысла[268]. Толстой так написал о нем: «Заслуга, великая заслуга Кутузова …состоящая в том, что свом старческим созерцательным умом умел видеть необходимость покорности неизбежному ходу дел, умел и любил прислушиваться к отголоску этого общего события и жертвовать своими личными чувствами для общего дела»[269]. О сложном и многогранном образе Кутузова, созданном Толстым пишут многие, в том числе Верещагин[270]. Сила Кутузова в том, что он в романе истинный «представитель народной войны»[271]. Кутузов отнюдь не пассивный герой. Он опытен, не пассивен, а, наверное, только внешне, спокоен.

Особенно важным мне кажется вывод Арденс: «Толстой вовсе не подчеркивает его (Кутузова – прим. Е. К.) пассивность и безучастность в делах войны: подчеркнуто тут равнодушие Кутузова к тем вещам, которые, по его мнению, на войне не имеют смысла»[272].

Кутузов своевременно учитывал изменения на том или ином участке сражения и очень быстро реагировал на них. Богатейший боевой опыт подсказывал Кутузову, что победа остается на стороне того, кто в переломный момент сражения найдет в себе силы стоять до конца.

Проблема победы в Бородинском сражении.

Альтернативы ее решения

Из пятидесяти сражений, мною данных, в битве под Москвой

выказано наиболее доблести и одержан наименьший успех

Наполеон

Наверное, самой сложной проблемой из всех, поднимаемых нами в исследовании, является вопрос о том, кто победил в Бородинском сражении. Попробуем отразить мнения историков. Общая тенденция такова, что русские исследователи, как правило, считают, что победили войска под командованием Кутузова, а французские историки утверждают, что победа осталась за армией Наполеона.

Ярким выразителем первой версии стал Толстой в своем романе, по этой причине приведем его аргументацию целиком: «Не та победа, которая определяется подхваченными кусками материи на палках, называемых знаменами, и тем пространством, на котором стояли и стоят войска,— а победа нравственная, та, которая убеждает противника в нравственном превосходстве своего врага и в своем бессилии, была одержана русскими под Бородиным»[273]. Она показалась Бескровному настолько убедительной, что именно эти отрывком он завершил свою книгу[274].

Нам бы хотелось подтвердить некоторыми фактами эту точку зрения. Кутузов писал Ростопчину о Бородинском сражении: «С помощью Божью русское войско не уступило в нем ни шагу»[275]. Александру I в рапорте он докладывал: «Место баталии нами одержано совершенно, и неприятель ретировался тогда в ту позицию, в которую пришел нас атаковать»[276]. Возможно, это было написано в силу политических причин, однако у Кутузова были данные, в том числе Багговута о том, что французы оставили позиции, захваченные ими в течение боя.

А. И. Михайловский-Данилевский объяснял, почему Наполеон не одержал победу при Бородине.

1.      «По окончанию сражения французы отошли с тех мест, где застала их вечерняя темнота, даже с Курганной батареи…следственно уступили нам поле боя»;

2.      «до 11-го часа следующего утра армия их не трогалась с места в ожидании, что кн. Кутузов атакует ее»[277].

Витмер пишет, что «французы не праздновали сомнительной победы… Наполеон не был доволен результатом дня, но обвинял он скорее себя, чем армии»[278]. Если это на самом деле так, то надо отдать должное Наполеону, имевшему мужество признать свои ошибки. Далее автор высказывает мысль, которой как правило руководствуются приверженцы второй точки зрения. «Если смотреть на дело вполне беспристрастно и судить по внешним признакам…французы имели основание, даже право, считать себя победителями»[279].

Геруа прекрасно проанализировал ошибки обеих армий. Просчеты русских:

1.      недостаток разведки:

а)      Перед боем (ничего неизвестно о движении корпуса Понятовского по Старой Смоленской дороге),

б)      Не было необходимых данных о местности на позиции (ее положение относительно наступления противника и т.д.);

2.      постановка армии на позиции флангом (по вине Толя, для которого такая позиция была привычна);

3.      неправильная постановка и употребление засадного корпуса Тучкова;

4.      «недопользование» артиллерии, значительная часть которой осталась в резерве;

5.      «недопользование» силы укреплений.

По его мнению, и мы с ним согласны, ошибки были искуплены ведением боя, активностью «в тактической, а не в стратегической обороне»[280].

Крупнейшие промахи французов:

1.      недостаток разведки в начале боя 26-го;

2.      отступление демонстрации против 1-ой армии (Это не совсем верно, демонстрация была, но она не обманула Кутузова), что позволило ей перейти на поддержку 2-й армии;

3.      «вследствие пунктов 1, 2 крушение 1-го плана атаки (обход левого фланга русских и сокрушение их крыла)»;

4.      вследствие того же, плюс вялость Понятовского и Жюно, нерешительности Наполеона (остановка молодой гвардии) и удачная демонстрация Уварова и Платова – неудача 2-го плана атаки (прорыв центра нового русского расположения на 2-й русской позиции за Семеновским оврагом);

5.      общая нерешительность в ведении боя.

Геруа подчеркивает, что у Наполеона было великолепное исходное положение, а ведение боя шло осуществлено плохо, а у Кутузова наоборот.

Л. Г. Бескровный, как и многие историки, много внимания уделяет проблеме победы при Бородине. Рассмотрим его точку зрения, как классическую для советской историографии. Кутузов решил главную задачу – истребить кадры «Большой армии» и лишить ее ударной силы, а Наполеон, желавший разгромить русскую армию, не достиг своей цели[281]. Бескровный писал, что «французская армия не проявила воли к победе и энтузиазма»[282]. Нам такое обвинение кажется несколько натянутым, т.к. армия Наполеона также не жалела себя, чтобы выполнить приказ своего полководца, чтобы добыть победу в этом сражении, но русский воин стоял на смерть, защищая свою родную землю.

П. А. Жилин спорит с Толстым историками, считающими, что Бородинское сражение было коренным переломом в ходе Отечественной войны[283]. Жилин много внимания уделяет причинам отступления, его пути, но это можно объяснить тем, что он военный историк, интересующийся, прежде всего, стратегией и тактикой. Жилин показывает, что победу в этой битве нам обеспечило, кроме гениальных распоряжений главнокомандующего, взаимодействие трех видов войск: пехоты, кавалерии, артиллерии. Он выделяет три главных результата. Во-первых, наполеоновской армии не удалось сломить сопротивление русских, разгромить их и открыть себе свободный путь к Москве. Во-вторых, русская армия вывела у противника из строя почти половину его войск. В-третьих, на Бородинском поле французская армия понесла невосполнимый моральный ущерб, в то время как у русских войск возросла уверенность в победе над противником[284]

Возможно, разрешить спор можно было, если бы мы знали: оставили ли французы позиции, занятые в ходе боя. Большинство русских историков ссылаются на этот факт, основанный на документах, но до конца это вопрос не выяснен. Интересна интерпретация отвода войск обеих армий, предложенная Кочетковым. Он считал, что это было сделано для того, чтобы на моральное состояние солдат не повлияло огромное количество убитых и раненых, оставшихся на поле боя[285]. Мы думаем, что данная точка имеет право на существование, к тому же она была высказана боевым офицером, знающим о войне не понаслышке.

Нестандартно подходит к решению проблемы Земцов. Его выводы часто противоречат остальной русской историографии. Он считал Бородино временным тактическим успехом Наполеоновской армии, превратившемся в стратегическое поражение. О причинах неокончательной победы французов Земцов пишет достаточно много, приходя к выводу, что кроме объективных причин, процессов и факторов долговременного порядка: кризиса наполеоновского господства в Европе, необъятности просторов России, боеспособности русских армии, достаточно большую роль сыграли «субъективные» факторы. Они зависели от проявления людьми воли, ума, военного искусства и инициативы. Все они привели к тактическим просчетам, сбоям и победе, которая закончилась почти полной катастрофой.

Одной из проблем, всплывающих при рассмотрении данной темы, является проблема резервов, а частности, вопрос о том, был бы итог битвы иным, если бы Наполеон использовал гвардию. О русском резерве идет меньше споров, считается, что наш человеческий резерв состоял лишь из солдат ополчений, но оставался приличный резерв артиллерии, что связано с гибелью Кутайсова, начальника артиллерии. Однако Бескровный считает, что был израсходован весь резерв, кроме гвардейской артиллерии[286].

Но гораздо больше споров вызывает тот факт, что Наполеон отказался от применения своих лучших частей своей гвардии. Толстой красноречиво писал: «Тот, кто посмотрел бы на расстроенные зады русской армии, сказал бы, что французам стоит сделать еще одно маленькое усилие, и русская армия исчезнет; и тот, кто посмотрел бы на зады французов, сказал бы, что русским стоит сделать еще одно маленькое усилие, и французы погибнут. Но ни французы, ни русские не делали этого усилия, и пламя сражения медленно догорало.

Русские не делали этого усилия, потому что не они атаковали французов… Они не могли сделать это последнее усилие, потому что все войска русских были разбиты, не было ни одной части войск, не пострадавшей в сражении, и русские, оставаясь на своих местах, потеряли половину своего войска.

Французам, с воспоминанием всех прежних пятнадцатилетних побед, с уверенностью в непобедимости Наполеона, с сознанием того, что они завладели частью поля сраженья, что они потеряли только одну четверть людей и что у них еще есть двадцатитысячная нетронутая гвардия, легко было сделать это усилие. Французам, атаковавшим русскую армию с целью сбить ее с позиции, должно было сделать это усилие… Но французы не сделали этого усилия. Некоторые историки говорят, что Наполеону стоило дать свою нетронутую старую гвардию для того, чтобы сражение было выиграно. Говорить о том, что бы было, если бы Наполеон дал свою гвардию, все равно, что говорить о том, что бы было, если б осенью сделалась весна. Этого не могло быть. Не Наполеон не дал своей гвардии, потому что он не захотел этого, но этого нельзя было сделать. Все генералы, офицеры, солдаты французской армии знали, что этого нельзя было сделать, потому что упадший дух войска не позволял этого»[287]. Однако мы как историки должны попытаться дать более аргументированный ответ.

Земцов правильно оценил эту проблему: «Вопрос о той роли, которую сыграл отказ Наполеона использовать императорскую гвардию, является, пожалуй, наиболее важным и дискуссионным среди остальных проблем, которые пытались разрешить современники событий и последующие историки Бородинского сражения»[288].

Известно, что когда у Наполеона спросили о том, почему он не применяет гвардию, он произнес свою знаменитую фразу: «Je ne ferai pas démolir ma garde. A huit cents lieux de France, on ne risqué pas sa dernière réserve».

Богданович написал на эту тему: «Хотя в военном деле ни что не подлежит точному математическому расчету, однако ж, судя по ходу сражения, можно вывести заключение, что участие в бою двадцати тыс. человек отборного французского войска доставило бы Наполеону решительную победу»[289]. Мы же будем помнить, что история не знает сослагательного наклонения, однако в данном случае это мнение нам интересно само по себе, если так можно выразиться, для учета голосов.

Важны и интересны комментарии к поведению Наполеона, данные Витмером. Он принадлежит к тем историкам, которые считали насморк одной из причин нерешительности Наполеона, а как следствие и не одержанной победы. Однако наиболее любопытной нам показалась его мысль о том, что если бы не император Наполеон, а генерал Бонапарт был бы под Бородиным, то «в решительную минуту не затруднился бы пустить в дело гвардию»[290]. Он считает, что император – «человек, думающий о своем тыле, о Париже, о его настроениях, о наследнике своего императорского престола»[291]. Надо сказать, что такая трактовка многое разъясняет. Вероятно, политические причины руководили Наполеоном, когда он составлял известный Восемнадцатый бюллетень, в котором во много раз преуменьшены французские потери и сказано о победе его войска. Витмер также подчеркивает, что французский император не мог знать, что русской армии нечем встретить удар 20-тысячного войска[292].

Этот, наверное, бесконечный спор нам бы хотелось закончить знаменитой фразой французского императора: «французы при Бородине показали себя достойными победы, но русские стяжали право быть непобедимыми»[293].

Философия истории Л. Н. Толстого

Однако многие трактовки событий, полнота их освещения станут нам понятными, если мы рассмотрим философию истории Л. Н. Толстого, которая особенно проявилась в страницах, посвященных Отечественной войны 1812 г. Постараемся рассмотреть те особенности философии, которые повлияли на изображении Бородинского сражения в романе «Война и мир». Основным моментом философских исканий Толстого была проблема смысла жизни и связанный с ней вопрос о роли личности в истории. Ее решения затрагивали самые разные вопросы, такие как фатальная предопределенность, великие люди и их роль, народные массы и их значения. 

Что движет историей? Этим вопросом задается, наверное, каждый историк. Толстой предлагает читателю искать не причины, а законы, по которым развивается исторический процесс. Таким образом, он отвергает историческую причинность. Романист по-разному толкует проблему свободной воли, с одной стороны, он отрицает личную свободу волю, считает, что человек - слепое орудие «силы вещей или рока, которых он возводит в закон»[294]. С другой стороны на уровне микроистории, каждый обладает свободой воли. Действия исторических лиц объявляются произвольными, на этих лицах лежит печать предназначения. Особенно ярко это демонстрирует образ наполеона, созданный Толстым. Эту мысль хорошо выразил Sampson: « But, insists Tolstoy a man is free in proportion to his nonpossesion of power»[295]. Согласно философии Толстого в трактовки Н. И. Кареева, «фатализм истории и заключается в признании для воли исторического деятеля только одного мотива, с исключением возможности иных. Один закон  и управляет будто бы волей людей с такой принудительной силой, что возможность всякого иного мотивирования этим устраняется»[296].

«Односторонность ограничивает исторический кругозор гр. Толстого и делает его философию скептической, как только она соприкасается с общественной деятельностью, и фаталистической, как только он видит деятеля, стремящегося произвести то или другое во имя той или другой общественной идеи»[297].

Понимание истории Толстым прекрасно выразил Н. И. Кареев в своей работе, определив ее как «процесс без внутреннего содержания, без цели, достижения коей мы могли бы от него добиваться, сами участвую в этом процессе, чисто фатальный ход непреодолимой силы вещей, устраняющий всякую возможность суда над ним, с нашей стороны, вне чисто моральной оценки поведения действующих  в событии лиц, действие какого-то «закона», превращающего живых людей в части громадного механизма»[298].

Сущность исторического процесса Толстой видел в совокупном действии масс, считая, что историческая личность не может на ход истории, т.к. «она бессильна перед стихийной силой масс и разум  не может управлять ее»[299]. М. Г. Кацахян считал, что взгляды Толстого на историю помешали писателю, несмотря на многочисленнее рассуждения, понять причину исторических событий, найти ответ на мучивший его «вопрос о силе и смысле народной воли»[300].

И. А. Потапов подчеркивал, и мы с ним согласны, что толстовский фатализм был светским по содержанию[301]. Это понимание особенно важно. Толстой не считал, что все предопределенно какой-нибудь высшей силой, в том числе и богом, по мнению великого писателя все происходит исходя из объективных законов, независимых от чьей-либо воли.

По Толстому, в то же время, в историческом процессе осуществляется скрытая целесообразность. Для каждого деятельность сознательна и свободна, но результат осуществляет волю «провидения», т. е. всякое действие является одновременно сознательным и бессознательным.

В. Ф. Асмус отмечает своеобразный исторический агностицизм Толстого.

Человека делает историческим деятелем не сознательное стремление, по толстовской теории, совершать действие, имеющее историческое значение, а более или менее близкое совпадение совершенного человеком действия с интегральным результатом события.

В. Ф. Асмус «смысл этого учения…в сглаживании различий между результатом действий, совершаемых великим деятелем истории, и результатом действия, совершаемого рядовыми участниками исторического процесса»[302].

На наш взгляд, некоторый этический недостаток Толстого в том, что он снимает ответственность с Наполеона за его действия, поступки, принятые решения. В этом проявилась в очередной раз некоторая противоречивость концепции Толстого,  с одной стороны, это ниспровержение Наполеона с пьедестала великих людей, но с другой стороны, это делается методом, как нам кажется, неоправданным при научном постижении истории. Нам бы не хотелось утверждать, что Наполеон – полная бездарность, управляемая неведомой силой, необходимостью. Безусловно, он великий полководец, много сделавший для Франции, и в какой-то мере для всей Европы, вспомним знаменитый кодекс Наполеона, однако не стоит его идеализировать, необходимо прекрасно понимать как его заслуги, достоинства, так и  просчеты, недостатки. Толстой,  в этом смысле, не совсем объективен, видя в Наполеоне лишь то, что он отрицает, презирает в государственном деятеле, полководце.

Не для кого не секрет, что Толстой придал огромное значение вкладу русского народа в исход Отечественной войны 1812 г. Исследователи, особенно это касается советских филологов и философов, подчеркивают, что Толстой осознал народный характер, первым отказался от казенного патриотизма. Однако М. Г. Кацахян писал, что фатализм ослабляет основную эпическую линию романа, связанную с народом[303].

Ряд советских исследователей, к коим принадлежал и В. Ф. Асмус, слишком подчеркивали, абсолютизировали роль народа, как она показана у Толстого. В. Ф. Асмус утверждал, что «народ для Толстого и причина всех причин в историческом процессе, и великий деятель истории, и субъект исторической свободы»[304]. Однако, на наш взгляд, такая абсолютизация народа немного не оправдана, т. к. противоречивость философии Толстого больше всего проявилась именно тогда, когда писатель пытается совместить огромное значение поведения народа для победы в Отечественной войне и свою концепцию, основанную на всеобщей предопределенности, фатализме событий. Нам кажется, что Толстой понимал фатализм, в данном случае, как нечто неизбежное в силу ряда вполне объективных причин.

Э. Г. Бабаев отмечал, что правота Толстого была верной «не только фактам военной истории 1812 года, но именно философии русской истории»[305]. К нашему сожалению, Бабаев приводит доказательства только в подтверждение первого тезиса, верность философии, принимая, видимо, за аксиому.

А. Сабуров подчеркивал, что Толстому особенно важно было психологическое наполнение факта[306], читатель это может заметить на всем протяжении романа-эпопеи.

Скафтыров обратил внимание на очень важную вещь, как нам кажется, на то, что очень часто Толстой-художник противоречит Толстому-мыслителю[307]. «В образе Кутузова скрещиваются обе линии… - линия художественного повествования и линия философско-исторических отступлений. Естественно, что это внесло противоречия в образ великого полководца»[308]. Для нас важен тот факт, что многие исследователи видят автора «Войны и мира» в нескольких ипостасях, а также то, что многие противоречивые моменты в романе объясняются столкновением этих ипостасей, их наложением.

По мнению Лурье, историко-философскую концепцию не приняли и ценители, и приверженцы романа. Толстому делалось 2 упрека:

·        при сопоставлении с модными философскими взглядами, толстовские кажутся «то банальными и всем известными, то невежественными и доморощенными»[309].

·        мистический фатализм в макроистории.

Первое нам кажется неверным, второе мы достаточно подробно обсуждали.

Лурье утверждал, что «историческая концепция Толстого логична и глубоко продумана писателем»[310].

Лурье подчеркивал, что историческая концепция Толстого не потеряла своего значения и для современной науки[311]. Особенно важно для понимания философии Толстого такое понятие, как дифференциал истории, определяемого как бесконечно малая единица для наблюдения, «однородные влечения людей». По Толстому, мы сможем надеяться на постижение законов истории, если достигнем «искусства интегрировать».

Философия истории Толстого настолько многогранна и противоречива, что ее достаточно сложно изложить в систематизированном виде, особенно для человека. Не имеющего специального философского образования. Как нам кажется. Не нам судить о правильности философии Толстого, но мы согласны с Драгомировым, что объяснять некие событие тем, что так случилось, потому что должно было случиться[312], неправильно, особенно с методологической точки зрения.

Заключительный этап Отечественной войны

Бородинская битва, как уже отмечалось, не преградила Наполеону путь к Москве. Без свежих подкреплений Кутузов не решался дать новое сражение. Взвесив данные о потерях и возможности пополнения резервами, боеприпасами и продовольствием, главнокомандующий решил отойти к Москве. 1(13) сентября в деревне Фили (близ Москвы) на состоявшемся военном совете Кутузов приказал оставить Москву. Население вместе с армией спешно покидало город.

2(14) сентября 1812 г. Наполеон подошел к Москве и остановился на Поклонной горе. Овладение Москвой не принесло императору Франции мира, а его войскам изобилия и отдыха. При подходе к Кремлю по неприятелю был открыт огонь. 2(14) сентября в различных частях города (на Красной площади, Арбате, Замоскворечье) начались пожары. 7(19) октября, после 36 дней бесплодных усилий добиться мира с Россией, Наполеон отдал приказ об отступлении из Москвы.

Со времени оставления неприятелем Москвы начинается новый этап войны: наступление русской армии, изгнание противника с территории России. Оставляя Москву, Кутузов решил оторваться от французской армии и дезориентировать ее. С этой целью главнокомандующий сначала двигался по Рязанской дороге, затем, дойдя до Боровского моста, перешел на правый берег Москвы-реки и повернул на запад, к Подольску, оставив арьергард войск на Рязанском направлении. Далее Кутузов пошел по Калужской дороге, через Красную Пахру, в Тарутино, в 80 км от Москвы. Тарутинский маневр — перевод армии с Рязанской на Калужскую дорогу — позволил Кутузову избежать преследования наполеоновской армии и выиграть время для подготовки к наступательным боям.

После Бородинского сражения и оставления Москвы 1-я и 2-я армии были соединены в одну, получившую название Главной; 3-я и Дунайская также объединились под общим командованием адмирала П. В. Чичагова. Генерал А. П. Тормасов был переведен в главную квартиру Кутузова. В Тарутинский лагерь подходили свежие подкрепления, подвозилось оружие и продовольствие, налаживалась связь с партизаним и ополченцами.

Оставив Москву, французы начали движение на юг по Калужской дороге. (24) октября под Малоярославцем произошло упорное сражение. Его исход решал вопрос о дальнейшем пути следования французской армии. Город несколько раз переходил из рук в руки и был оставлен русскими лишь после того, как они заняли более выгодную позицию, позволившую преградить противнику путь на Калугу.

Бой у Малоярославца еще раз убедил Наполеона в боеспособности русской армии. Утром 14 (16) октября Наполеон объявил приказ двигаться по Старой Смоленской дороге на Можайск. С этого времени инициатива в войне окончательно перешла в руки русской армии.

В середине ноября главные силы Кутузова нанесли поражение противнику в трехдневных боях под г. Красным. Русским удалось отрезать арьергардный корпус Нея (3 тыс.) от основной армии и уничтожить большую его часть. Лишь у Орши уцелевшие в боях солдаты (около 800 человек) соединились с Наполеоном. Из Орши император направился к Борисову, где рассчитывал переправиться через р. Березину. По русскому плану, трем армиям — Чичагова с кии, Витгенштейна с севера и Главной армии — предстояло окружить неприятеля и отрезать ему путь на Запад. Чичагов взял Борисов, Витгенштейн — Полоцк, Кутузов гнал противника к Борисову, Угроза окружения заставила Наполеона прибегнуть к хитрости: Ложной демонстрацией переправы южнее Борисова, где находилась армия Чичагова, он отвлек силы русских. Действительная переправа была им произведена с 14 (26) по 16 (28) ноября у деревни Студянка. За это время успели перейти Березину 20—30 тыс. человек, более 20 тыс. погибли при переправе или попали в плен.

После Березины отступление Наполеона превратилось в беспорядочное бегство. Его Великая армия практически перестала существовать. От нее осталось немногим более 30 тыс. человек.

В конце ноября император из местечка Сморгони направился во Францию. 6 (18) декабря он был в Париже. Так закончилась Отечественная война и начачлся заграничный поход русской армии. Значение эпохи Отечественной войны 1812 г. трудно переоценить. Русские воины отстояли независимость своей Родины, освободили Европу от Наполеона. Это событие оказало немалое влияние и на внутреннее развитие России, на общество; народ доказал, что он сознателен. Возможно, не было в нашей истории декабристов, неслучайно Толстой задумав роман о декабристах, понял, что их эпоху не понять без знания 1812 г.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Попробуем повести некоторые итоги всему вышесказанному. Анализируя данные, представленные в источниках и романе-эпопее Л. Н. Толстого «Война и мир», мы пришли к выводу о том, что, безусловно, все исторические описания писателя основаны на довольно широкой источниковой базе, и вряд ли можно говорить об откровенном вымысле художника, как это делали многие критики великого классика. Если даже писатель или художник обращается к прошлому, это является отражением текущего состояния общественного мнения и способом актуализации истории. В ней, видимо, таятся свойства, которые делают такое обращение особенно значительным, независимо от того, ставит ли автор своей целью реалистическое изображение прошлого или же оно служит полем для авторского воображения, безудержных выдумок и буйных фантазий. Не случайно, что многие великие произведения литературы и искусства, так или иначе, апеллировали к истории и стали теми «маяками», которые светят ярче, чем любые проекции в будущее»[313].Однако ряд высказываний, выводов Толстого и сейчас вызывают споры. Это связано, прежде всего, с противоречивостью источниковой базы, и характером большинства привлеченных документов, которые являются источниками личного происхождения. Многие спорные моменты помогает объяснить понимание философии истории, оно позволяет понять, почему великий писатель остановился не тех или иных моментах, эпизодах.

Это особенно касается Шевардинского редута, который, по нашему мнению, сначала был частью левого фланга, а затем передовым укреплением, служившим для выяснения направления основного удара французских войск и задержания армии противника до окончания инженерных работ на 2-й позиции. Хотелось бы подчеркнуть, что в данном случае исторические изыскания Толстого подтолкнули историков подробнее заняться исследованием плана сражения и роли Шевардинского редута в Бородинском сражении.

Относительно атак на Багратионовы флеши и численности армий до и после сражения нам сложно высказать какое-то определенное мнение. Можно лишь констатировать, что флеши переходили из рук в руки, а наполеоновская армия, скорее всего, превосходила нашу как до, так и после сражения. Последний вывод позволяет нам понять причину и обоснованность как диспозиции русских войск, так и оставления Москвы после совета в Филях.

Но самым трудным, на наш взгляд, является вопрос о победителе в Бородинской битве. Большое значение при ответе на него играют политические факторы, а также патриотические чувства. В последнее время в русской историографии закрепилось мнение о тактической победе Наполеона и стратегической победе русских. Мы должны рассматривать эту проблему и с точки зрения достигнутых целей. Достаточно ясно, что французский император не достиг своей основной цели – разгрома русской армии и подписания выгодного для Франции мира. Цели Кутузова были различны, с одной стороны, он считал, что «настоящий мой предмет есть спасение Москвы самой»[314]. С другой стороны, он должен был сохранить армию для дальнейшей борьбы, лишить Наполеона инициативы, укрепить дух армии, выиграть время для собрания сил, которые должны дать отпор неприятелю. С первой целью, Кутузов, к сожалению, не смог справиться, но вторая, быть может, более важная цель, была достигнута путем героизма русских воинов и таланта их главнокомандующего и генералов.

Таким образом, Л. Н. Толстой в «Войне и мире» поднимает ряд вопросов касающихся не только героизма русских войск, патриотизма (что достаточно ясно и объективно соответствует жанру эпопее), но важнейших исторических проблем решении которых, безусловно, благодаря особому подходу, в общем, блестяще удалось великому писателю.

Закончить рассуждения о необходимости и важности для России этой битвы нам бы хотелось словами Лермонтова, вдохновившего великого Толстого:

Скажи-ка, дядя, ведь недаром

Москва, спаленная пожаром,

Французу отдана?

Ведь были ж схватки боевые,

Да говорят еще какие,

Недаром помнит вся Россия

Про день Бородина.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ

Источники

1. Бородино: Документы, письма, воспоминания. М.: Советская Россия 1962. 416 с.
2. Интервью и беседы с Львом Толстым. М.: Современник, 1986.
3. Кутузов М. И. Сборники документов. В 5 т. / Под ред. Л. Г. Бескровного. Т IV. М.: Военное изд-во мин-ва Обороны СССР, 1954. Ч. 1 - 2.
4. Толстой Л. Н. Несколько слов по поводу книги «Война и мир» // Русский архив. 1868. - № 3. С. 515 - 528.
5. Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений. В 90 т. М., 1956.
6. Толстой Л. Н. Собрание сочинений. В 12 т. М.: Изд-во «Правда», 1987.

Научно-исследовательская литература

7. Арденс Н. (Н. Н. Апостолов). К вопросам философии истории в «Войне и мире» Л. Толстого // Арзамасский гос. пед. ин-т. Ученые записки. Вып. 1. Арзамас, 1957. С. 29-96.
8. Асмус В. Ф. Причина и цель в истории по роману Л. Н. Толстого «Война и мир» // Из истории русских литературных отношений XVIII – XX в. М. – Л.: Изд-во АН СССР, 1959. С. 199 - 210.
9. Бабаев Э. Г. Тон правды // Знамя. 1987. № 8. С. 129 - 134.
10. Белов П. П. Работа Л. Н. Толстого над источниками сюжета и художественных образов эпопеи «Война и мир» // Некоторые вопросы народности литературы. Ростов н/Д: Изд-во Ростов. ун-та, 1960. С. 63-100.
11. Берлин И. Еж и лисица. Об исторических взглядах Л. Н. Толстого // Вопросы литературы. 2001. № 4. С. 139 - 178.
12. Бескровный Л. Г. Бородинское сражение (к 150-летней годовщине) // История СССР. 1962. № 6. С. 3 - 18.
13. Бескровный Л. Г. Бородинское сражение. М.: Московский рабочий, 1971. 87 с.
14. Бескровный Л. Г. Отечественная война и контрнаступление Кутузова. М.: Изд-во АН СССР, 1951.
15. Богданов Л. Г. На поле Бородинском. М.: Воениздат, 1987. 62 с.
16. Богданович М. И. История Отечественной войны 1812 г., по достоверным источникам, составлена по высочайшему повелению. Т. II. Спб.: Издания торг. дома Сруговщикова, Политонова и КО, 1859. 653 с.
17. Богданович М. И. За и против. Что такое «Война и мир» Л. Н. Толстого // Голос. 1868. - № 129. С. 1 - 2.
18. Верещагин Т. Д. Особенности художественного отражения исторической действительности // Вестник ЛГУ. Сер. Экономики, философии и права. - Вып. 2. - 1963. - № 1. - С. 76 - 88.
19. Витмер А. 1812 г. в «Войне и мире». По поводу исторических указаний IV тома «Войны и мира» графа Л. Н. Толстого. Спб.: Типография департамента уделов, 1869. 122 с.
20. Витмер А. Бородинский бой. Опыт критического исследования // Военно-исторический сборник. 1912. № 3. С. 91 - 174.
21. Геруа А. Бородино (по новым данным). Спб.: Ред. Журнала «Общество ревнителей военных знаний», 1912. 66 с.
22. Гулин А. В. Неизвестный источник «Войны и мира» // Начало: сборник работ молодых ученых. Вып. 2. М.: «Наследие», 1993. С. 101 - 107.
23. Гулин А. В. Поэзия правды (О путях преображения исторического материала в «Войне и мире») // Русская словесность. 1994. № 5. С. 3 - 10.
24. Драгомиров М. И. Разбор романа «Война и мир» // Сборник оригинальных и переводных статей М. Драгомирова. Т. 1. Спб.: Типография В. С. Балашева, 1881. 427 с.
25. Жилин П. А. Контрнаступление Кутузова в 1812 г. М.: Военное изд-во Военного мин-ва СССР, 1950. 192 с.
26. Жилин П. А. Контрнаступление русской армии в 1812 г. М.: Военное изд-во мин-ва Обороны, 1953. 400 с.
27. Жилин П. А. Отечественная война 1812 г. М.: Наука, 1988. 496 с.
28. Земцов В. Н. Битва при Москве-реке. Армия Наполеона в Бородинском сражении. М.: Рейттраъ, 2001. 288 с.
29. История государства и народов России. XIX век / Под ред. А. А. Данилова, Л. Г. Косулиной. Учебник для общеобразовательных учебных заведений. М.: Дрофа, 2002.
30. История России XIX - начала XX вв. Учебн. / Под ред. Федорова В. А. М.: «Зерцало», 1998. 752 с.
31. История русской литературы XIX в: 70-90-е гг. / Под ред. Анюшкиной. М., 2001.
32. История русской литературы. В XII т. Т. IX. Ч. 2. М., 1956. С. 489-513.
33. Источниковедение истории СССР: Учебник для вузов / Под ред. И.Д. Ковальченко. М.: Высш. школа, 1981. – 496 с.
34. Источниковедение новейшей истории России: теория, методология и практика / Под общ. ред. А К. Соколова. – М.: «Российская политическая энциклопедия»» (РОССПЭН»), 2004. – 744 с.
35. Источниковедение отечественной истории / Под общей ред. Проф. Голикова А.Г.//Голиков А.Г., Круглова Т.А. – М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2000. – 440 с.
36. Источниковедение. Теория, история, метод. Источники российской истории: Учеб. Пособие для гуманитарных специальностей / И.Н. Данилевский, В.В. Кабанов, О.M. Медушевская, М.Ф. Румянцева. М., 2004. 702 с.
37. Кареев Н. И. Историческая философия в романе гр. Л. Н. Толстого «Война и мир» // Вестник Европы. 1887. № 7. С. 227 - 269.
38. Кац Б. О замысле Кутузова в Бородинском сражении // Историк-марксист. 1941. № 3. С. 108 - 114.
39. Кацахян М. Г. Мировоззрение и художественное творчество. Ереван: Изд-во АН Армянской ССР, 1986. 198 с.
40. Киняпина Н. С. Внешняя политика России первой половины XIX в. М.: Высшая школа, 1963. 288 с.
41. Кормилов С. И. К проблеме исторической достоверности в «Войне и мире» Л. Н. Толстого // Вестн. Моск. гос. ун-та. Сер. 9, Филология. 1988. № 5. С. 3 – 10.
42. Кочетков А. О некоторых ошибках в освещении Бородинского сражения // Военно-исторический журнал. 1963. № 12. С. 36 -44.
43. Лурье Я. С. «Дифференциал истории» в «Войне и мире» // Русская литература. 1978. № 3. С. 43 - 60.
44. Лурье Я. С. Об исторической концепции Льва Толстого // Русская литература. 1989. № 1. С. 26 - 43.
45. Михайловский-Данилевский А. И. Описание Отечественной войны 1812 г. Спб.: Типография штаба отдел. корпуса внутрен. стражи, 1843. 415 с.
46. Михеев С. Отечественная война 1812 - 1912. Бородинское сражение. М.: Типография окружного штаба, 1911. 47 с.
47. Нечкина М., Жилин П. Бессмертная эпопея // Коммунист. 1962. № 12. С. 37 - 46.
48. Норов А. С. «Война и мир» (1805-1812). С исторической точки зрения и по воспоминаниям современника: (По поводу сочинения графа Л. Н. Толстого «Война и мир») // Военный сборник. 1868. № 11. С. 234.
49. Покровский М. Н. Дипломатия и войны царской России в XIX столетии. М.: Красная Новь, 1923. 392 с.
50. Потапов И. А. Философская основа романа Л. Толстого «Война и мир» // Вопросы русской и зарубежной литературы. Т. 2. Куйбышев: Обл. типография, 1966. С. 142 - 164.
51. Пушкарев Л. Н. Классификация русских письменных источников по отечественной истории. М., 1975. 81 с.
52. Сабуров А. Об историзме романа «Война и мир» // Вопросы литературы. 1958. № 9. С. 41 - 55.
53. Скафтыров А. Образ Кутузова и философия истории в романе Л. Толстого «Война и мир» // Русская литература. 1959. № 2. С. 74 - 75.
54. Словарь литературоведческих терминов/ ред-сост. Тимофеев Л. И. И Тураев С. В. М.:Просвещение, 1974. 512 с.
55. Соколов Б. Стратегия и тактика Бородинского сражения // Исторический журнал. 1943. № 2. С. 62-71.
56. Тарле Е. В. Бородино // Избранные сочинения. В 4 т. Т. 1. Ростов н/Д: Феникс, 1994. С. 389 - 476.
57. Тарле E. В. Нашествие Наполеона на Россию. 1812 г. // Сочинения. Т. 12. М.: Изд-во АН СССР, 1962.
58. Duffy Ch. Borodino. Napoleon against Russia, 1812. L.:Sherebooks, 1972.
59. Sampson R. V. Tolstoy:The discovery of Peace. L.:Heinemann, 1973.